Читать книгу - "Из любви к искусству - Андрей Воронин"

Был субботний вечер. Школьному сторожу Михаилу Ивановичу Струкову оставалось жить меньше двух с половиной суток, но он об этом, конечно же, не знал. Не знал об этом и учитель истории Перельман, тезка Михаила Ивановича, работавший в той же школе, что и страдавший от хронического алкоголизма сторож. Он провел этот вечер точно так же, как и сотни других вечеров, с той лишь незначительной разницей, что сегодня над ним не висела тягостная необходимость вставать назавтра в половине шестого утра и битый час трястись в переполненном транспорте только затем, чтобы убить еще один день своей жизни на вдалбливание в тупые головы современных подростков исторических сведений, которые были этим подросткам абсолютно не нужны.

Завтра воскресенье, а это означало, что сегодняшний вечер принадлежал ему безраздельно. Невелико сокровище, конечно, но для человека, который шесть дней в неделю занимается нелюбимым делом, даже один абсолютно свободный вечер – это уже что-то.

По субботам во второй смене у Михаила Александровича Перельмана было всего три урока, поставленных к тому же подряд, один за другим – с первого по третий. Благодарить за это следовало Ольгу Дмитриевну Валдаеву, которая составляла расписание, но Перельман не собирался рассыпаться перед ней в любезностях. Валдаева просто делала все от нее зависящее для того, чтобы сохранить в школе сравнительно молодого грамотного специалиста, да к тому же мужчину. Мужчины-учителя – вымирающий вид, их нужно беречь, о них нужно заботиться, с них нужно сдувать пылинки. Кроме того, Перельман подозревал, что завуч Валдаева имеет на него и другие виды. Кого бы она из себя ни строила, она в первую очередь была женщиной, а всем женщинам, по твердому убеждению Перельмана, свойственно хотеть замуж. Это как у Козьмы Пруткова: «Все девицы вообще подобны пешкам: каждая мечтает, но не каждой удается пройти в дамки».

И кем бы ни воображал себя учитель истории Перельман, он прекрасно понимал, что одной ногой уже стоит на выжженной южным солнцем священной земле Израиля. Мать и сестра уехали больше года назад и с тех пор не оставляли его в покое, непрерывно бомбардируя слезными письмами и телефонными звонками: приезжай, Миша, как ты там без нас, как мы здесь без тебя? Когда они уезжали, он был тверд. «Мой дом здесь, – сказал он, – а там меня никто не ждет. Я там ни разу не был, зачем же говорить, что там моя родина? И потом, что я, по-вашему, буду там делать? Строить дороги? Так я не умею строить дороги. В конце концов, я не хочу ничего строить, я учитель! И я очень сомневаюсь, что там мне удастся найти местечко преподавателя истории России.»

Все это было так, но за год взгляды Михаила Перельмана как-то незаметно переменились. Возможно, дело было в этих дурацких записочках от каких-то «детей Сатаны» и «воинов ислама», которые стали с завидной регулярностью появляться в его почтовом ящике, или в телефонных звонках с угрозами сделать ему «обрезание по самые уши». А может быть, свою роль сыграло резко изменившееся отношение к нему завуча Валдаевой – женщины, бесспорно, сногсшибательно красивой, но чересчур авторитетной и какой-то замороженной, словно она много лет пролежала погруженной в жидкий азот и до сих пор не могла оттаять. С некоторых пор – а именно с того дня, как в школе стало известно об отъезде его родственников за рубеж, – Валдаева вдруг начала вести себя с ним как-то странно, и лишь спустя несколько недель до Перельмана наконец дошло, что замороженная завучиха попросту строит ему глазки. Разумеется, у Михаила Александровича и в мыслях не было не то что жениться на Валдаевой, но даже и спать с ней. Как-то раз, он честно попытался представить себе, как это могло бы быть, но получившаяся картинка была довольно безрадостной и отчетливо попахивала некрофилией. Тем не менее у него хватило ума не доводить дело до решительного объяснения, что дало ему некоторую передышку и позволило пользоваться плодами расположения завуча, ничем за это не расплачиваясь.