Читать книгу - "Дойти и рассказать - Сергей Анисимов"

Они продолжали работать в полном молчании, не обмениваясь даже связанными с работой замечаниями, и тишину нарушали лишь бубнившие где-то в отдалении голоса двух конвоиров. Старик тоже молчал, сидя и разглядывая пленников, и это, против всей логики, не раздражало. Интересно, как бы он отреагировал, если бы, пользуясь отсутствием лишних ушей, сказать ему что-то вроде: «Салам-мааршал, хьакъволу. Муукс ду гхулкш?». А потом попросить принести карту местности и пару автоматов… Скорее всего, эта старая сволочь просто поднимется с места и уйдёт. А на выходе скажет своим об услышанном. «Неизвестный доброжелатель прислал ящик сепулек…». Нет, в этой стране такие номера не пройдут. На худой конец, дать по голове и отобрать наверняка висящий под пиджачком кинжал. И палку тяжёлого дерева, на которой так расслаблено покоятся сейчас его руки. Да вот только большой пользы это не принесёт. И рука на старого человека не поднимется. Пока. Он всё же отличается от тех, кто стережёт их снаружи.

– Где вы похоронили вашего товарища? – спокойно и размеренно задал вопрос чеченец, все так же сидя без движения. Голос был старый, но фраза прозвучала чисто.

– Через мост и направо вдоль гребня, потом вниз.

Николай ответил после короткой паузы, которую он потратил, выбирая линию поведения. Заискивающий тон не сработает ни в коем случае, это явно не тот человек. Сломанный – тоже. Значит – только спокойно.

То, что он естественным образом разогнулся, чтобы ответить, помогло разглядеть колодку старика. Пять ленточек, из них ни одной юбилейной, зато сразу две оранжево-чёрные – георгиевские. Вывод?

– Здесь много кабанов. Я надеюсь, что вы закопали его достаточно глубоко…

Старик опёрся на палку и начал подниматься со своего места. Краем глаза Николай видел, что ребята застыли вдоль стен, ожидая непонятно чего. Он тоже ожидал, пока не стало ясно, что на этом всё кончилось.

– Вы что-нибудь хотели сказать мне, сержант?

Фраза выскочила изо рта Николая сама по себе, и он сам не мог бы, наверное, объяснить, почему он произнёс эти слова. Спина мгновенно взмокла по́том, в ожидании неизбежной реакции на свою глупость. Ну?

Старик остановился, и постояв немного, обернулся к нему.

– Сказать? Хотел. Почему ты назвал меня сержантом?

– «Слава» третьей степени. «За отвагу». «За взятие Будапешта». По поводу второй не уверен, но по-моему – «Вена». Проходить столько времени рядовым – не выглядит нормальным. Плюс сам вид.

Николай чувствовал, что дрожит мелкой дрожью, но голос вроде бы был ровным. Хорошо, если это ему не кажется. Будет ли это тем шансом, на который он подсознательно надеялся почти всё это время?

– Всё верно. Будапешт и Вена. И что сержант – тоже верно. Заместитель командира стрелкового взвода. Был.

– Вам бывает совестно, сержант?

Старый чеченец помолчал, думая. Когда он ответил, речь его была всё такой же ровной, но более размеренной, словно он сначала проговаривал внутри себя каждое сказанное слово.

– Я уже не в таком возрасте, чтобы мне было за что-то совестно. Обидно, печально, – да. Это бывает. Но совестно – нет, не так.

Ребята сзади стояли, всё так же застыв, и Николай, внутренне дрожа от напряжения, вполне их понимал. Фактически, это был первый раз, когда местный житель говорил с ними спокойным голосом, и речью, не перемежаемой эпитетами вроде «русский ублюдок» и «вонючая свинья».

– У меня были двое дочерей и пятеро внуков. Одна из дочерей, Зарган, пропала в Грозном во время боёв, и даже соседи не могли сказать мне, как она погибла. Вторую, Нуришат, увели русские во время проверки документов в Сехьа-Марта, и с тех пор о ней никто ничего не сумел узнать. Двое из моих внуков погибли с оружием в руках, но я, по крайней мере, знаю, где их могилы, и мне рассказали, что их гибель была достойна мужчин. Сейчас я живу в доме старшего внука и иногда даю ему и другим советы, как много в жизни повидавший человек. В последние годы, когда кругом война, к моим словам прислушиваются больше, чем когда-либо. Вокруг слишком много генералов – и сержант, даже старик, может дать пару умных советов мужчинам, если они хотят увидеть лица своих собственных будущих внуков.

Они все помолчали. Было непонятно, что можно после такого сказать, и когда старик снова открыл рот, Николай обрадовался.

– Мне понравилось, что вы не бросили своего раненого. Сейчас так поступает не каждый. Это напомнило мне меня молодым, и моих товарищей. А если ты и остальные рассчитываете на какую-то помощь – зря.

Вот теперь говорить уже точно было нечего, но бывший бригадир один вопрос всё же задал, мучительно подбирая чужие слова – просто потому, что не знал, что ещё можно сделать.

– Диилдах, хьакъволу маждада… Мичча джу ху меттигаш?..

И, не уверенный, что его исковерканный язык можно понять, повторил по-русски: – Где мы находимся? Как называется это село?

Чеченец посмотрел на него с некоторым удивлением. Пожевал губами, словно ворочая во рту маленькие камешки.

– Вам незачем это знать.

Потом он развернулся и ушёл. И это действительно было всё.