Читать книгу - "Русский брат. Земляк - Андрей Воронин"

выдавал Расторгуев следующую песню.

Левченко опоздал всего на двадцать минут, а вступительные речи уже закончились. У людей не было настроения много говорить. Все присутствующие прекрасно знали цену словам.

Песня умолкла, зал долго аплодировал. Потом стали потихоньку, без суеты выбираться к автобусам.

Максим слышал с разных сторон обрывки разговоров. Грозный, блокпосты и горящие танки никто не вспоминал. Говорили про общих знакомых, про новый закон о льготах, про афганцев, с которыми надо объединяться в одну организацию.

— Ты за кого будешь голосовать?

— Хрен его знает. Паша не потянет. Мужик он неплохой, но тут надо иметь добрую хватку.

«Кто это Паша? — подумал Левченко. — Наверно, Постников.»

— Надо, чтобы каждый ясно изложил перспективу.

— Наслушались мы этих перспектив.

Мелькнуло лицо Марины — еще вчера неизвестное, а теперь знакомое до мельчайших черточек. Даже закрыв глаза, Максим видел его четкий отпечаток на внутренней стороне век. Но сейчас Левченко не имел возможности расслабиться. Когда он покупал цветы в ларьке возле кладбищенских ворот, сзади подошел Самохин.

— Вчера вы меня спрашивали?

— Да. Думаю перевести вам денежки под какой-нибудь конкретный проект.

Они обменялись крепким рукопожатием. Левченко не кривил душой — он знал, что друзья-бизнесмены в случае надобности не откажут в деньгах. Пять тысяч баксов для нормальной фирмы — не ахти какая сумма.

Вместе двинулись по аллее. Звучал военный оркестр, со всех сторон вразнобой пахли цветы. Мелькнул батюшка, блеснув на солнце крестом. Радостно улыбался мальчишка в голубом, сползающем на уши берете десантника.

— Проектов хватает, — сообщил Самохин. — Хотим приобрести двадцать пять инвалидных колясок — чудо техники. Немцы готовы отдать за полцены. Будем издавать Книгу памяти — воспоминания о погибших, фотографии.

— Сейчас те, кто у власти, хотят поскорее списать эту войну в архив, — заметил Левченко. — На Кавказе пошла другая игра.

— Помнить надо все. Не ради того, чтобы есть себя изнутри или без конца посыпать голову пеплом. Опытом разбрасываться не стоит. И хорошим, и плохим. Если бы не чеченская война, с армейской реформой тянули бы еще не один десяток лет.

С каждым шагом толпа густела, приходилось протискиваться вперед. Самохина узнавали — здоровались, расступались.

— Надо еще поддерживать региональные организации там, где они не могут найти спонсоров, — продолжал Самохин.

Ему пришла уже пора занимать свое место напротив трехметровой гранитной стелы.

Бабка в белом платке раздавала всем подряд тонкие свечи. Люди брали огонек друг у друга и держали горящую свечу, оберегая свободной рукой от дуновения ветра. Левченко тоже прикрыл свою. Но внимание его сосредоточилось на другом, и свеча в разгар панихиды погасла, испустив струйку голубоватого дыма.

Плохое предзнаменование.

Панихида оказалась короткой. Следом за остальными Левченко возложил к памятнику цветы и направился по аллее к выходу. Толпа быстро рассасывалась, редела. Постников в окружении небольшой группы людей уверенно шагал, опираясь на костыль. Вдруг рядом с ними одна из надгробных плит полыхнула ослепительно белой вспышкой. С опозданием на долю секунды Левченко услышал громкий хлопок. Ближайшие к могиле люди повалились как подкошенные.

На несколько секунд над кладбищенской аллеей повисла тишина. Потом кто-то из раненых громко простонал. Словно по сигналу все засуетились, забегали, озираясь по сторонам. Раздавались женские вопли, хриплые проклятья. Кто-то орал в трубку сотового телефона, вызывая «скорую».