Читать книгу - "Угроза вторжения - Олег Маркеев"

Гаврилов увеличил скорость, скрипнув мокрым песком под колесами, выкатил «Ауди» на дощатый помост переезда. С прерывистым перезвоном опустился шлагбаум, красные огоньки замигали прямо перед бампером.

— Кто не успел, тот опоздал, — усмехнулся Гаврилов, дернув ручной тормоз. — Кстати, что это на тебя так Кротов пялился?

«Ему надо знать, на кого я работаю: на себя или в паре с кем-то из дачников, — подумал Максимов. — Сколько тревоги в голосе! Кротов, черт старый, так перенервничал, что потерял контроль над собой. Так пялил на меня глаза, что Гаврилов сразу же насторожился. По-моему, там все уже поняли: игра сделана, на днях потушат свет и вынесут трупы».

— Он не на меня пялился, а на костюм, — как можно небрежнее сказал Максимов. — Кротов же у нас денди старой закваски, вот и распереживался.

— А неплохой костюмчик я тебе подогнал, да?

— Спецодежда она и есть спецодежда.

— Ну, тебе не угодишь! — сыграл возмущение Гаврилов.

Максимов сел боком, чтобы было лучше видно лицо Гаврилова, и задал давно подготовленный вопрос:

— Никита Вячеславович, я должен его грохнуть?

— Кого? — вскинул брови Гаврилов.

— Казачка.

— С ума сошел?!

— А на кой черт я туда еду?

Гаврилов задохнулся от возмущения, потом ткнул острым пальцем Максимова в плечо.

— Ты… Ты урод, Максим! — Гаврилов болезненно поморщился. — Я уже проклял день, когда с тобой связался. Запомни, душегуб, еще раз достанешь ствол без приказа, оторву руки!

Максимов посмотрел ему в глаза, и Гаврилов невольно отдернул руку.

Мимо пронеслась московская электричка, завыли тормоза, поезд замер у полупустой платформы. Шлагбаум не подняли, а на противоположной стороне платформы толпа дачников пришла в движение: приближалась электричка на Москву.

— Будем считать, что я не понял приказа. — Максимов не спускал глаз с лица Гаврилова. — Поясните, а то выйдет, как вчера.

Намек был слишком прозрачным, Гаврилов не мог не понять. Судя по красным пятнам, выступившим на скулах, вчерашние неприятности еще не забылись.

— Для бестолковых поясняю. Сопровождаешь казачка и его телку на тусовку. Крутишься вокруг них весь вечер. Потом сопровождаешь до дома. Возвращаешься на дачу. Все.

— А если его убивать начнут?

— Сегодня не начнут, можешь мне верить.

— А завтра?

— Завтра ты получишь командировочные в фирме «Рус-Ин» и полетишь в Стокгольм.

Максимов кивнул, достал сигарету, прикурил, выдохнув струю дыма в лобовое стекло. Прищурившись, следил за голубоватыми водоворотиками дыма, стекающими по панели к полу.

— Самые тяжелые дни в Абхазии были перед зарплатой, — начал он тихо, словно самому себе. — Обычные бои — ерунда. Там опасность всегда спереди. А вот перед зарплатой надо крутить головой на триста шестьдесят градусов. Потому что бухгалтерия экономию любит. Получишь пулю в спину, на тебе и сэкономят зарплату. Обидно будет до чертиков, а ничего не поделаешь. Ведь, как учил верный ленинец Леня Брежнев, «экономика должна быть экономной».

— Не понял? — Гаврилов насторожился.

— Я потому и жив до сих пор, что за неделю до окончательного расчета начинаю крутить головой.

— Не доверяешь, значит.

— Извините, Никита Вячеславович, нет. На мне висит энное количество миллионов. И пока они лежат на счету в Стокгольме, я сплю спокойно. Но неужели я такой дурак, что, как бобик, по первому свистку принесу их в зубах?

— Без тебя снимем.

— Ага! Кротова туда повезете. — Максимов усмехнулся. — Только он не я, все ходы-выходы в том мире знает, хоть в кандалах его в банк введите, он все равно уйдет. И деньги с собой унесет.

С воем пронеслась, набирая ход, электричка на Москву. Гаврилов, едва дождавшись, когда поднимется шлагбаум, сорвал машину с места.

— Полегче! — Максимов ухватился за ремень. — Живой сейф, можно сказать, везете.

Гаврилов вырулил на шоссе, вдавил педаль газа, покусывая губы, следил за стрелкой спидометра, подбирающейся к отметке в сто километров.

— Ладно, говори, чего ты хочешь? — Он откинулся на подголовник кресла, скосив глаза на Максимова.

— Первое, на кой черт я еду на эту тусовку?

— На тебя хочет посмотреть один человек.

— Куратор операции? — уточнил Максимов. — Только не делай круглые глаза! Хватит играть в крутого босса. Банк твоему агентству на фиг не уперся. Тем более, не по зубам.

— Да, куратор, — выдохнул Гаврилов. Максимов отметил, что красные пятна спали, теперь лицо Гаврилова сделалось синюшно-бледным.

«Ох, как его корежит! — мысленно усмехнулся Максимов. — Сболтнул от страха. А что оставалось делать? Хватило ума сообразить, только стоит сказать, что надо кончить „Казачка“, как я выскочу из машины, оставив в ней гавриловский труп. Убить „Казачка“ означает поставить точку в игре и повязать концы на себя. А концы сейчас начнут рубить с молодецким хряком, только кровавые брызги полетят».

— Контакта там не будет. Он посмотрит на тебя, и все, — продолжил Гаврилов. — Он всегда так делает. Понравишься — сделает предложение. Но не сегодня. Через пару дней.

— А смысл какой?

— Как какой? — удивился Гаврилов. — Надо договориться, на каких условиях ты передаешь деньги со счета. И как с тобой дружить дальше. — Он покрутил головой. — Жук ты еще тот. К тому же душегуб отмороженный. Но работать умеешь. А ни я, ни куратор зря такими кадрами не разбрасываемся.

— Правильно, — кивнул Максимов. — Кадры — не массы, поэтому и решают все.

Он уже давно заметил в зеркало заднего вида прилипший к хвосту черный «форд». Гаврилов стал сбавлять газ, «форд» сделал то же самое. Впереди у обочины был припаркован джип. Гаврилов принял в правый ряд, убрал ногу с педали, машина накатом пошла прямо к джипу, из которого, завидев приближающуюся «Ауди», выскочили двое.

— Гаврилов, — прошептал Максимов.

— А?

— Не шали — Ствол пистолета уперся в бок Гаврилову.

Тот дрогнул всем телом и нажал на тормоз. «Форд» мигнул фарами и замер сзади, метрах в трех.

«Пулю в бок Гаврилову, кувырком из машины, двумя выстрелами снять тех, у джипа. Потом пулю в салон „форда“, вторую в радиатор. Назад в машину, выбрасываю Гаврилу, пулю на добивание, захлопнуть дверь — и по газам. Дай бог, оторвусь», — пронеслось в голове. Тело уже приняло приказ и собралось для рывка из машины, усилием воли он расслабил палец, лежащий на спусковом крючке пистолета.

— Гаврилов, у меня нет ни фирмы, ни семьи, ни дома. Даже кошки плешивой нет, — скороговоркой прошептал Максимов. — А у тебя есть все. Умирать тебе будет больнее и обиднее.