Читать книгу - "Балканский рубеж - Иван Наумов"

Ротмистр не исключал, что кого-то заставили служить насильно, под страхом смерти или расправы над близкими. Но не всех же! По ту сторону фронта оказались многие достойные военачальники. И теперь обученная царскими офицерами Красная армия теснит возрожденную царскими офицерами Белую армию, и помощь союзников все чаще называют интервенцией, и популистские лозунги большевиков выбивают почву из-под ног в тылу: вспыхивают крестьянские восстания, бастуют заводы…

Видимо, Маевский все-таки уснул, потому что пришел в себя от того, что Владимир тянул его за рукав. Поезд медленно вползал в рассвет. За окном темными волнами переливались холмы, кое-где кудрявились барашки пролесков. В вагоне властвовал Морфей. Сопение, бормотание, безотчетные стоны, ритмичный храп вплетались в перестук колес. Только терпеливая коза, не мигая, уставилась на ротмистра дьявольскими желтыми глазами.

– Арсений Андреевич! – громким шепотом спросил подросток. – А когда вы сказали этому господину, что мы выиграли себя… Как можно выиграть себя?

Маевский задумался, стараясь подобрать правильные слова.

– Понимаете, Владимир, иногда складываются обстоятельства, в которых правильный путь кажется опасным или даже гибельным. Очень хочется свернуть в сторону, но нужно держаться – и делать то, что должно. Потому что, свернув, мы, возможно, сохраним жизнь – сиюминутно, но себя потеряем – навсегда.

– Но ведь если потерять жизнь, исчезнет возможность сражаться дальше! – возразил Владимир. – И если нет шанса на победу…

Хороший мальчик, подумал Маевский. Путь неблизкий, еще успеем с ним подружиться.

– Фокус в том, – сказал он, – что шанс есть всегда. Даже в самых отчаянных переделках находится спасительное решение. И наоборот, в самой выигрышной ситуации нельзя проявлять беспечность, потому что и враг может найти свой выход из ловушки. Мир слишком сложен, чтобы учесть все факторы настоящего и все варианты будущего.

– А как вас ранили? – Владимир, видимо, устал от абстракций ротмистра.

– Обязательно расскажу. Вот устроимся на судне, сядем на палубе, станем смотреть на волны и кормить чаек. Времени будет в достатке, на все истории хватит.

Владимир покорно кивнул и чуть отодвинулся. Казалось бы, беседа оборвалась, но Маевскому было важно проговорить начатое до логической точки.

– Поэтому, какой бы ни была диспозиция, мы все равно в ответе за свои решения. Не останется нас, но останется память о нас. Потомки будут знать, что когда-то в имевшихся обстоятельствах мы поступили именно так. В критическую минуту это поможет им выстоять – и сделать свой выбор. Мы выигрываем себя в их глазах. Перед временем, перед историей, перед Богом. Понимаешь, Володя?

* * *

В чем ротмистр Маевский был прав безусловно, так это в том, что будущее складывается по своим, недоступным отдельному человеку законам. Откуда было знать ему, или машинисту паровоза, или бабушке с козой, что в нескольких верстах впереди из заросшего ивой балка в прямую видимость железнодорожного полотна рысью вышел конный дозор?

Всадников было трое. Первый – с прямой спиной, надменный, остроскулый, в высокой папахе без кокарды – гарцевал на холеном и норовистом белом жеребце, пока не привыкшем к новому хозяину. Его спутники скакали следом на низкорослых кобылках. На черной неумело сидел в седле человек в кожаной куртке и кожаной кепке, он то и дело подслеповато щурился и поправлял на переносице треснувшие очки. Третьим, на гнедой кобыле, был широкоплечий курносый детина с белесыми ресницами и бессмысленным взглядом. Под распахнутым тулупом его шею и грудь закрывала от ветра тонкая кружевная шаль в бурых пятнах.

Все трое всматривались в горизонт, пока не увидели зыбкую вуаль дыма из паровозной топки, поднимающуюся за холмами. Первый всадник повернулся и кивнул второму, второй третьему. Тот сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул…

В вагоне стало достаточно светло, чтобы различать буквы. Маевский вынул из планшета походную чернильницу, вечное перо и потрепанный блокнот с отрывными листами. Обустроил из планшета импровизированный стол на сомкнутых коленях. Открыл чистую страницу и замер над ней, прислушиваясь к внутреннему голосу…

Из кустов на опушку потянулись вооруженные люди. Кто в сапогах, кто в валенках, кто в лаптях, в шинелях без погон, в матросских бушлатах, тулупах, кто-то даже в дамском пальто с меховым воротником. Последние выкатили приземистую короткоствольную пушку. Орудийный расчет поднес ящик снарядов. Издалека прилетел паровозный гудок…

Собравшись с духом, ротмистр начал выводить на листе первые буквы, стараясь сохранить почерк в поездной тряске.

* * *

«Дорогая Ли…»

* * *

Первым же выстрелом орудие вогнало снаряд в вагон, где ехали Келлеры и Маевский.