Читать книгу - "Снимать штаны и бегать - Александр Ивченко"

Стоит упомянуть, что два других заслуженных человека, которых общественность Славина отметила высокими наградами, к концу вечера также смогли заметно сблизиться – пусть не идейно, но хотя бы географически. Дело в том, что поэт Шашкин не дождался известия о своем награждении. Обидевшись на всех и вся, он отправился домой упиваться своим горем. Под родной крышей поэт, выпив водки пополам со слезами, взялся за сочинение стихотворной посмертной записки.

Начиналось это произведение отменно сильной строкой: «А вы, надменные потомки!». Но дальше дело не пошло, поскольку у Александра Александровича закончилась водка. Свои запасы он пополнил в ближайшем гастрономе. Но, выйдя на крыльцо магазина, поэт не смог держать в себе разочарование, помноженное к тому же на бунтарский дух, присущий, как известно, всем творцам. Крыльцо вдруг показалось ему трибуной, а несколько бродячих собак и бродячих старушек – благодарной аудиторией. Поэт хлебнул водки прямо из горлышка и воодушевленно повторил свою пламенную речь о пользе молока предков, и несколько раз подряд прочитал гениальную Оду. Здесь же, на крыльце, он был задержан нарядом милиции, слегка поколочен для профилактики и доставлен в ближайший райотдел.

Краевед Пилюгин, был поколочен чуть раньше – непосредственно после своего выступления, когда Василий и Кирилл стащили его с трибуны и сдали на руки наряду милиции. Новость о своем награждении он выслушал, сидя в тесном «обезьяннике» милицейского УАЗа. По этому поводу он, естественно, начал качать права, за что был еще раз поколочен, после чего доставлен в райотдел и помещен в соседнюю с Шашкиным клетку.

Те, кто составлял многоликую толпу на площади Беспутной Слободы, окончили этот день по-разному. Описание каждой истории по отдельности будет слишком долгим, да и не столь интересным читателю, поскольку он знаком далеко не с каждым жителем Славина и интересуется отнюдь не каждой судьбой. Следует сказать лишь, что очень не многие славинцы оставили без должного внимания такой замечательный повод, как Годовщина Бородинской битвы. И если то в одной, то в другой квартире пьяный глава семьи и стучал кулаком по столу, требуя очередную бутылку водки – так ведь, согласитесь, он имел на то полное право. Это ведь вам не хухры-мухры, а историческая память и воспитание патриотизма. Проявлять в таких важных вопросах слабину равносильно предательству Родины.

Если же говорить о знакомых читателю персонажах, то ни Голомёдов, ни Раздайбедин почему-то на торжественном банкете у Зозули не присутствовали. Впрочем, Харитон Ильич, упиваясь своим успехом, не особо по ним и скучал.

А еще очевидцы из местных утверждают, что последним с площади Беспутной Слободы уходил хмурый человек в очках, бороде и полиэтиленовом дождевике. Быть может, читатель узнал в этом описании Ярослава Дусина. Уж отсмеялась над могилой генерала фальшивая гармонь аккомпаниатора народного хора, уж подрались за клубом стенка на стенку слободские с городскими, уже и галки окончили свой воздушный патруль, а промышленный аналитик все бродил по площади. Он многократно обходил монумент, разглядывал то свежий могильный холм, то груды подсолнуховой шелухи и пустой тары, которые оставили после себя патриотически настроенные славинцы. Ярослав Дусин ерошил под дождевиком свою дремучую бороду, хмурил густые брови и протирал монументальные очки. Его аналитический ум напряженно работал, пытаясь понять, что же такого странного было в постаменте и бронзовой табличке, привинченной к нему. В тысячный раз взглянул Ярослав Дусин на надпись:

Он наклонил голову набок, отчего стал похож на сову, и вдруг крякнул озадаченно и даже испуганно. Ребус нашел свое разрешение. Первые буквы каждой строки отчетливо сложились в слово: