Читать книгу - "Очарованный дембель. У реки Смородины - Сергей Панарин"

Заруба Лютозар, пообещавший помочь близнецам с розыском чародея, разумеется, решил обратиться к преступникам. Где еще найти сведения, как не у теневых жителей Торчка-на-Дыму? Оставалось отловить разбойников.

Опытный Заруба предвидел встретить мародеров в опустевшей тридевяцкой столице, и необычайно скоро так и произошло. Два парня выломали дверь крепкого, но не зажиточного дома и, производя наглый шум, рылись в осиротевших вещах. Лютозар скользнул внутрь черной тенью, оценил грабителей. Щуплый и коренастый. Оба глуповатые и спятившие от возможности взять легкую добычу.

– Так! – огорошил их резким восклицанием Заруба. – Ну-ка, бросьте постыдничать!

Мародеры перепугались, но затем совладали со страхом. Надо напомнить, что все происходило в ночной темноте, при свете факела, который таскал с собой щуплый.

Невысокий и невзрачный Лютозар никак не напоминал грозного витязя. Такого нахала следовало проучить.

– Слышь-ка, дядя, – нагло бросил крепыш. – Гуляй мимо, а то отправишься к пращурам.

Кодекс тыпонского разведчика-убийцы предписывал быть круглосуточно готовым к переселению на тот свет, поэтому Заруба нисколько не спасовал.

Не разволновал его и ножик в руке коренастого. Лютозар остановил атаку изящным приемом с поэтичным названием «Хмельной полководец Чай Пай покидает седло верного коня, дабы прилечь в сени цветущей сакуры». Худого, обрушившего на тянитолкаевского разбойника факел, Заруба угомонил ухваткой «Красавица из Киото заканчивает молоть рис и засыпает прямо на рабочем месте».

Когда мародеры очухались и смогли воспринимать вежливую речь победителя, он спросил их о Световите. Лихачи выказали полное невежество. Лютозар выразил намерение избавить мир от пары ненужных жуликов ради достижения гармонии сил «кинь» и «вянь».

– А давай мы тебя сведем к Шнырю. Уж он-то наверняка что-нибудь припомнит, – пропищал щуплый.

Крепыш буквально испепелил его гневным взглядом, дескать, смерть предателю, а тянитолкаевский разбойник спросил:

– Кто это?

– Наш самый старый вор.

– Ну, веди к своему Шнырю. Только не вздумайте чего-либо затеять, – пригрозил Заруба.

Дошли почти без приключений: к концу пути один из парней лишь хромал, а второй баюкал, как мать младенца, руку. Первый-то намылился сбежать, да получил метательную звездочку в икру. Другой, что покрепче, хотел снова померяться силами. Ударил подло и ловко, да Лютозар оказался подлее да ловчее – поломал лиходею два пальца.

Завели в трущобы, где околачивалась городская беднота. Нищебродов в Торчке-на-Дыму водилось немало, только и неимущему помирать не хочется – почти все сбежали едва не впереди зажиточных бояр. Остались лишь дурачки, любители помародерствовать да такие, как старейший тридевяцкий вор Шнырь.

Он сидел в убогой комнатушке, освещенной парой лучин. Рядом суетилась чумазая девка с пустым взглядом и остренькой мордашкой. Стоило Зарубе и провожатым войти, и она юркнула в боковую дверь, да так и не вернулась. Чуткий Лютозар услышал, что она сидит за дверью и дрожит.

– Довели девку, – проворчал он.

– Кто здесь? – шамкая, спросил Шнырь.

Перед разбойником сидел заморенный старик без обеих рук, да к тому же слепой. Ноздри Шнырю вырезали в знак его судимости. На лбу красовалось выжженное палачом тавро, обличающее вора. Руки, надо полагать, ему отхватили за ремесло.

– Ну, хорошо, а глаза-то ты как потерял? – поинтересовался Заруба.

– Иди ты псу под хвост, коли назваться ленив, – отозвался Шнырь.

– Не груби, – сухо произнес разбойник. – С тобой говорит Заруба Лютозар из Тянитолкаева.

Молодые грабители ахнули, изумился и старик. В преступном мире имя лиходея пользовалось широкой известностью.

– Врешь поди, – усомнился культяпый вор, справившись с удивлением.

– Сыскарем буду, – поклялся на разбойничий лад Лютозар.

– Грех слепца обманывать, но и грех человеку не верить, – проговорил Шнырь. – Со всех сторон правда получается. Будь нашим гостем, Заруба, только уважить тебя нечем, сами лапу сосем.

В доказательство старик потряс культей, лишенной кисти.

Щуплый придвинул посетителю ящик. Преступник сел.

Крепыш прошел поближе к Шнырю, будто тот мог его защитить.

– Правый глаз мне на ярмарке выбили, когда поймали и пороли за кражу ковра. Злой попался купец и с кнутом ловкость проявил завидную, – рассказал старейший вор. – А вторую зеницу не сберег я в тюрьме. Холод, сырость, вот глаз и воспалился от выбитого левого.

– Не слишком ты удачлив в деле был, – без злобы заметил гость.

– По всем понятиям, так, – вздохнул старик. – Судьба.

Разбойник, приобщившийся тыпонских взглядов на жизнь, не винил судьбу в промахах неумехи-вора, но спорить не стал. Немощный калека угасал, и не годилось отравлять его последние дни ядом истины, которую он и сам наверняка знал.

Лютозар перешел к делу:

– Мне нужно найти колдуна. Световитом звать.

Шнырь долго думал, шепча какие-то неразличимые слова. «Уж не ворожит ли, жучара?» – обеспокоился Заруба, но старик просто копался в памяти.

– Слыхал про такого, – сказал вор. – Давно было дело, я еще в отроках ходил. Мне, честно признаться, о Световите дед поведал, да и то навроде басни. У нас такие баю-байками называют, потому что на сон грядущий сказываются.

– А посерьезнее ничего нет? – Разбойника не слишком обрадовала новость о детской небылице.

– Прости, нет, – понурил грязную голову Шнырь.

– Длинная хоть? – поморщился Заруба.

– Какой там! У нас, воров, баю-байки короткие. За день умотаешься мелочь таскать да от рассерженных лопухов бегать. Еще не лег, а уже спишь. Потому и скоротечные, да… – слепец беззубо улыбнулся, вспоминая бестолковое свое детство.

– Трави, – велел разбойник.

– Ой, что было-то бывало! Вы не поверите. И, кстати, правильно сделаете – вру я, – начал древним повествовательным порядком Шнырь. – Жил-поживал в нашем Торчке-на-Дыму беззаботный и умелый вор по имени Сварун Золотые Руки. Более ловкого парня не сыщите. В базарный день он обычно срезал столько кошелей с поясов купеческих, сколько овец в стаде у хана мангало-тартарского. Удачлив был Сварун, не попался ни разу. А уж когда он обворовал купца Колыхая!.. Знаешь ли купца Колыхая? Нет?! О, это был редкой мерзости богатей. Глядя на этого человека, каждый вспоминал самые грязные ругательства. Дела с ним имели лишь такие же мерзавцы, как он сам. И вот Сварун его ограбил трижды: утром кошель срезал, днем в клеть пробрался, где сундук стоял с богатствами, а ночью еще и с женой Колыхаевой миловался. Она, бедняжка, рада была с ладным мужиком время скоротать, а мужа только терпела. Вот таков был наш вор, в ловкачестве спорый. Сирого не обижал, зажиточного тряс.