Читать книгу - "Как стать никем. Апокалипсис по-питерски - Алексей Гагач"

гости, по длинному коридору коммуналки деловито сновали тётки, бабки, неся с кухни блюда с закусками. Временами застенчиво проходили на перекур мужики, непривычно наряженные в старые советские костюмы.

Я прошмыгнул в свою комнату, переоделся в домашнее: спортивки и футболку с Кобейном, спустил штаны и густо намазал яйца чудо-снадобьем, мечтательно глядя в окно.

Дурное дело – оно ж не хитрое.

Эффект долго себя ждать не заставил. Буквально через десять секунд кокосы начали гореть адским пламенем, сжавшись до состояния грецких орехов и приняв радикально бордовый колер. Мало того, они начали интенсивно шевелиться. Я такого никогда не видел. Не ощущал. Представить себе не мог! Короче, яйца хотели сохранить генофонд и активно пытались сбежать, пока хозяин-идиот не уничтожил их совершенно столь варварским методом.

Как же это было больно!

Я повалился на пол и начал тихонечко выть, пытаясь сообразить, что же мне следует предпринять. Бежать в ванную? Там, сука, столько народу, что увидят, засмеют, тем более дверь в ванную плохо запиралась и зияла широкой щелью в филёнке. Щель обычно служила яблоком раздора в коммуналке. Побоище начиналось с того момента, как правообладатель моющейся в ванной профуры обнаруживал конкурента, подглядывающего за процессом омовения и недвусмысленно мнущего через штаны своё хозяйство.

Выбегавшая из ванной на шум драки Афродита, в морской пене рождённая, доставалась победителю.

Прошли секунды, которые мне показались целой вечностью, и я понял – придётся идти, прорываться. Какой тут, ё-моё, стыд, когда яйца зажаты раскалёнными тисками и невидимый экзекутор потихонечку их подкручивает, усиливая и без того нехуёвые (извините за каламбур) страдания.

«Не плачь, мой палач, лишь меня позови, бей меня, бей, если хочешь любви…»[1]

Я напялил штаны и ломанулся на выход. Удача подвела и тут. В коридоре меня подхватила и понесла в комнату, где проходило основное празднество, весёлая толпа вернувшихся с перекура друзей жениха во главе с самим женихом.

– Лёха, ты чё, не уважаешь меня?! – орал пьяный Борис. – Женюсь я, понимаешь? Женюсь!

Толпа гопников вынесла меня к столу, где немедля вручили полную до краёв рюмку.

– Тихо! Ща студент скажет тост! – скомандовал жених.

Наступила тишина.

Соседи и куча других незнакомых людей внимательно смотрели на меня, взяв стопки в руки. Тут раскалённые тиски сжали яйца ещё на один оборот. От боли брызнули слёзы из глаз. Вместе со мною, приняв мои слёзы за милое проявление сентиментальности, прослезилось ещё полкомнаты. Плакали бабушки, дедушки, дядья и тётки, соседи и жених. Только невесты не было на месте. Что же это за добрый парень Алексей, который так любит новобрачных? Что же он сейчас скажет?

Ничего не скажет! В этот момент безумие нахлобучило меня по полной программе. Отбросив стопку в сторону, я резко спустил штаны, схватил тарелку с крабовым салатом и надел на промежность. Всё произошло в одно мгновение.

– А-а-а! – заорал я от удовольствия.

Прохладный майонезный салат основательно притушил разгоревшийся пожар, вызвав ни с чем не сравнимые ощущения. Какой тут половой оргазм, не смешите! У меня подкосились ноги, остановилось время, салат флегматично падал в спущенные штаны.

Посыпались на тело удары, боли от которых я не ощущал. Это отошли от культурного шока опешившие поначалу гопники, решая все вопросы привычно.

– Борькя, бросай студента! – вбежал в комнату папаша жениха. – Там твою невесту в ванной ябут!

Комната возмущённо взревела, взорвалась и мигом опустела.

Я поднялся, надел устряпанные крабовыми палочками штаны и тихо пробрался в свою комнату. Весь оставшийся вечер я прислушивался к доносившимся из-за дверей звукам побоища и обильно смазывал яйца майонезом.

«Ведь я только что на свадьбе, при всех, чпокнул, суканах, салат! – думал я. – Никогда бы не мог подумать о себе ничего подобного. Я же Пикуля читаю, военно-исторические романы, да… Пикуль о таком не писал и яйца финалгоном не мазал. Вряд ли даже помышлял в минуты сочинения особенно важных эпизодов…

И жениху Борьке не повезло, накуканили невесту. Невесту и крабовый салат. Может, и ещё что-то накуканили, о чём я не знаю. Контингент тут такой, глаз да глаз… Та ещё свадебка».

А потом я заснул, и в наступившей тишине забытья с неба донёсся еле слышный хохот:

– Я ж говорил тебе, какой из него космонавт. Ах-хах-хах… Йумористом чувак растёт. Гагач – Гагарин. Разница в три буквы, но один в космос слетал, другой яйца себе финалгоном намазал. Ах-хах-хах… – То распахивала мне свои объятия вечность.

А яйца? Работают как часы и до сей поры.

Глава 8. Друг, закатай вату

Три года жизни в коммунальной квартире на Английском проспекте стали для меня входным билетом, можно даже сказать, ключом в Санкт-Петербург. Город трёх революций и одной «Авроры», стоящей на мёртвом приколе. На всякий пожарный случай.

Квартира была населена замечательными людьми. Это были незамутнённые кристаллы питерского общажного рая, эссенция бытия и гиганты духа. Они были искренни в своих поступках, понятны в своих желаниях. Там не наблюдалось хамов и хабалок, не было зажравшегося быдла и марамоев: просто опустившиеся на дно люди, которые обрели свободу.

Они могли быть честными забияками, негодяями, маньяками, смешными неказистыми алкоголиками, добряками и неудачливыми ворами. Среди них обретались архитектор, художник, очень крупный ранее бизнесмен, имевший в альбоме фото с сильными мира сего.

Но рассказать я хочу о деде. Имя его я не помню, да и не называл его никто по имени. Пусть будет просто – Дед.

Появился он на второй год моей жизни в Питере. Как он нам потом сообщил – вышел из тюрьмы. За нечто очень страшное на нары он сел совсем молодым, а вышел в пятьдесят лет. Что натворил – Дед никому никогда не рассказывал.

Занял пустующую комнату и сразу взял под патронаж общий туалет. Выглядел новый жилец соответственно: ноги колесом, как будто с раннего детства ездил на бегемоте; при передвижении он пользовался двумя костылями, которыми ловко орудовал в разборках с соседями.

Нос у Деда был сломан несколько раз и представлял собой загогулину в форме латинской буквы S.

Эдакий росчерк от левой брови к правому углу рта. Гарри Поттер со своим шрамом может отсосать, не разгибаясь.

– Засранцы, уёбища, дегенераты! – так начиналось каждое наше утро.

Дед вставал в шесть часов и, гремя костылями,