Читать книгу - "Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский - Олешкевич"

— Бегемота нельзя, — вздохнул председатель, — бегемоты лаять не умеют.

— А кошки ваши умеют?

— Конечно. Когда за собакой гонятся. Собака от нее — на дерево, а кошка как подбежит к дереву, как задерет кверху морду, как давай ее облаивать!

— Вы все перепутали! Не кошка собаку облаивает, а наоборот. Кошка от нее — на дерево. Кошка!

— Кошка, собака… Какая разница? Это уже вопрос терминологии.

— Нет! Это дело принципа!

— Знаете что, Петр Гаврилович, — не выдержал председатель, — если вы не прекратите эти вот штучки, я перестану вам помогать с телефоном. Честное слово! Брошу все, и ходите всю жизнь «спаренным»!

Заместитель опустил глаза, потом искоса взглянул на кота:

— Не-е… Вообще-то мне этот кобелек нравится. И расцветка его нравится, и экстерьер. Только нельзя же так… сразу. Надо подумать, как его провести. По какой секции.

— По секции сторожевых! Ведь это же кот — лучший сторож от всяких мышей. Никакая овчарка с ним не сравнится.

— А может, по секции охотничьих? Он не только сторожит, но еще эту дичь и преследует. Давайте проведем его как борзую по мышам?

— Как борзую нельзя. Борзые ростом повыше.

— А может, это еще щенок?

— На борзую он даже как щенок не потянет, — председатель внимательно посмотрел на кота. — Скорее уж это лаечка… или доберман-пинчер…

— Ну уж нет! У доберманов-пинчеров хвосты рубленые. А у нашего что, снова отрос?

— Да, отрос! Кормили хорошо, вот он и вырос!

— Ну, тогда этот кот уже не собака, а ящерица. Его не на выставку, а к змеям, в террариум!

— Опять вы за старое?!

— Ну, хорошо, хорошо, — смутился заместитель. — Не хотите по охотничьим, давайте по декоративным. У меня там к председателю секции ход имеется. Его дочка поступает в институт, где у меня с ректором щенки от одной суки.

— Мало ли у кого от одной суки? У меня вон с одним балетмейстером тоже от одной… Ну и что? Он же не приглашает меня танцевать в Большой театр!

— А вы его об этом просили?

— Да, просил! Как и вы меня с телефоном!

— Эй, послушайте, — вдруг вступил в разговор слесарь. — Я, конечно, в собаках не очень… Но у нас как такие дела делаются. Предположим, надо выписать тебе деньги за водопровод. А выписывают за отопление. Поняли намек?

— Понял! — обрадовался заместитель. — Надо дать ему медаль как коту, а оформить ее как собаке… А что, если создать в нашем клубе кошачью секцию? Бывают же, так сказать, разные ответвления от породы. Разные, так сказать, мутации. В конце концов кошки — не птицы!

— Верно! — сказал председатель. — И крыльев у них нет, и клюва.

— И яйца они не откладывают!

— Ив жаркие страны не улетают!

— Ну просто совсем как собаки!

Председатель вытер платком лоб и посмотрел на слесаря:

— Вот если бы ваш кот птицей был, тогда уж другое дело. Тогда, действительно, ничем не поможешь.

Тут дверь открылась, и в комнату вошел монтер Митя с огромным рыжим попугаем на рукаве телогрейки.

— Тебе чего. Митя? — испуганно спросил председатель.

— Скоро выставка у вас, — сказал Митя, — надо бы Сенечке медаль дать…

Измена

Я решил изменить жене.

Двадцать лет вместе прожили. Все у нас было: и радость, и горе, а вот такого — ни разу. Однажды мы с женой смотрели картину, как один банковский работник своей супружнице «шарики вкручивал». Та думала, что он ездит играть в кегли, а ему с Луизой и без кеглей весело.

— А он на тебя похож, — сказала жена, когда мы вышли из кинотеатра.

— Это в каком смысле?

— В переносном, — улыбнулась она. — Я имею в виду чистую внешность.

Тут мне эта мысль и запала. Ладно, думаю, ты у меня еще посмеешься…

Долго думал, кого на роль Луизы выбрать, пока не остановился на Нине Борисовне. Она женщина деловитая, мать двоих детей — не протреплется.

В перерыве отвел ее в сторону и вкратце обрисовал ситуацию.

— Ну что ж, — сказала она, — в принципе я не против. Придет время помирать, хоть будет что вспомнить. Только вот мужа боюсь. Вдруг догадается?

— Мы это во время работы оформим. Так что ни один муж не догадается.

На следующий день ровно в девять утра раздается звонок. Открываю дверь — на пороге Нина Борисовна.

— Здравствуйте. Я не опоздала?

— Нет, в самый раз. Жена только на работу ушла.

Нина Борисовна сняла пальто, шарфик, поправила перед зеркалом прическу.

— Ботики, пожалуйста, снимите, — сказал я. — Мы пол лаком покрыли.

— Так они ж у меня чистые.

— Все равно снимите. Такой у нас в доме порядок.

Я запер дверь на задвижку и проводил ее в комнату.

— Як вам ненадолго, — сказала Нина Борисовна. — В час должна освободиться. Решила — раз день все равно пропал, хоть постирушку дома сделаю.

— Прекрасно, — сказал я, — значит, и я еще успею за обоями съездить.

Нина Борисовна расстегнула сумочку и достала папиросы.

— Выпить хотите? — спросил я.

— Спасибо, не пью.

— Почему так?

— Печень больная.

— А у меня — почки, — вздохнул я. — В прошлом месяце ни с того ни с сего песок вдруг пошел.

— Песок — это еще полбеды. У мужа моего камень был. Так его ультразвуком сверлили.

— Ну и как потом, вышел?

— Вышел. Куда же он денется.

Мы немного помолчали.

— Может, чаю хотите?

— От чая не откажусь. Я вообще очень отчаянная, — пошутила Нина Борисовна.

Мы выпили по большой кружке чая.

Я подошел к окну и задернул шторы. В комнате воцарился полумрак. Нина Борисовна сказала из темноты:

— Вы стихи какие-нибудь помните?

— Помню. — сказал я. — Недавно мы с сыном учили.

Я прочитал «У парадного подъезда» Некрасова.

— А вы — молодец, — сказала Нина Борисовна. — Жаль, что из вас так ничего и не вышло.

— Если б из всех выходило, — сказал я, — то некому было б в нашей конторе работать.

— Это правда, — вздохнула Нина Борисовна. — Вот вы не поверите, а я балериной стать мечтала. В школе специальной училась. Лучше всех фуэте делала, арабески… Хотите покажу?

Она встала на носки и подпрыгнула в воздух.

— Здорово! Ну прямо «Лебединое озеро». И телевизор смотреть не надо.

Но Нина Борисовна вдруг вскрикнула и опустилась на стул:

— Поясница. Опять, зараза, вступила.

Я помог ей дойти до дивана и накрыл шерстяным пледом.

В коридоре раздался звонок.

— Кто это? — спросила Нина Борисовна.

— Не знаю, — сказал я. — Вы на всякий случай получше укройтесь.

Я открыл дверь. На пороге стояла жена:

— Ты