Читать книгу - "Иван-царевич и С. Волк. Похищение Елены - Светлана Багдерина"

— А я — государственный преступник… — как будто объясняя малому ребенку очевидную истину, отрекомендовался невидимый сиделец.

— Послушай, мне все равно, тюрьма — не тюрьма, преступник — не преступник… Вода у тебя есть?

— Была… где-то… Если не пролилась, когда ты появился…

— Я тебе дам — пролилась!.. А ну, ищи!

— Так ты же меня держишь… — философски заметил невидимка.

— Ну, отпущу…

— Не отпускай меня… Пожалуйста…

— Это почему?

— Тогда ты тоже исчезнешь, как и другие галлюцинации, и я опять останусь совсем один… А мне страшно… Скоро за мной должны прийти, чтобы отвести на казнь. Да, я знаю, я действительно преступник, я очень виноват перед Благодетелями, и я заслуживаю самой ужасной смерти, после того, что я про них сказал… Но я все равно боюсь…

— Галлюцинация? Кто? Я? Сам такой, — обиженно отозвался Серый и встал с поверженного арестанта.

— Не пропадай!!!..

— И не рассчитывай. Где твоя вода?

— В кувшине. Рядом с хлебом. В правом углу камеры.

— Хорошо. Поставим вопрос по-другому. Где правый угол камеры?

— А-а, ты заблудился… Я сейчас принесу, не уходи только никуда… — и невидимый человек, тяжело поднявшись на ноги, быстро зашагал по темноте.

Серый тоже решил времени зря не терять, и довольно скоро нащупал на полу сначала вазу, потом развернувшийся бурдюк, и только в конце, едва успев выхватить из-под ног обитателя камеры, лампу.

— На, держи… — и он почувствовал, как в руку ему осторожно вложили теплый тяжелый сосуд.

Серый осушил его мгновенно, даже не успев почувствовать вкуса предложенной ему воды.

— Уф-ф-ф… — довольно выдохнул он и вытер рот тыльной стороной ладони. Теплая жидкость удовлетворенно булькнула у него в животе. — Гут. Спасибо большое.

— На здоровье, — вежливо ответили из темноты и забрали кувшин.

— Ты меня видишь, что ли? — только сейчас до Волка дошло, что это значит.

— Н-ну, да-а… А ты разве должен быть невидимым? — слегка озадачено поинтересовался арестант.

Лукоморец зажег лампу, и слабый огонек резанул по глазам сильнее прожектора.

— Свет!!!.. — в ужасе отшатнулся человек, закрыв лицо обеими руками. — Благодетель!!!.. Пощади меня!!!.. — и упал на колени.

— Мужик, ты чего? — тревожно склонился над ним Волк, не выпуская лампу из рук. — Что с тобой? Глазам больно? Так это с непривычки, пройдет…

— Виноват… Я виноват… — безостановочно твердил человек, не поднимаясь и не меняя позы.

— Да перестань ты ерунду-то молоть… — не выдержал, наконец, Волк. — Благодетеля нашел… Ты глазами-то своими посмотри — какой я тебе благодетель? Скорее, последнее отберу… — неуклюже попытался пошутить он.

— Забирай, Благодетель, у меня нет ничего, что не принадлежало бы тебе… Моя благодарность беспредельна… Моя вина непростима… Моя жизнь — в твоих руках…

— Послушай, человече. Как тебя зовут-то хоть? — оставив на время попытки привести хозяина камеры в вертикальной положение, опустился рядом Сергий.

— Мое ничтожное имя недостойно того, чтобы коснуться слуха Благодетеля, — быстро и испуганно выпалил тот.

— Ну, а почему ты не спросишь, как меня зовут? — попробовал сменить подход Волк.

— Твое благородное имя не может быть загрязнено касанием слуха Недостойного!..

— М-да-а-а… — озадаченно протянул Серый и заскреб в затылке. Кажется, ситуация зашла в пат, как выразился когда-то Иванушка…

Иванушка… Высочество лукоморское… Где же ты теперь, когда твои дипломатические приемы общения с униженными и оскорбленными так необходимы?.. В каком кувшине тебя искать… В каком краю… Благодетель…

— Ну, хорошо, — вздохнул Волк. — Как тебя звать — не говоришь, как меня звать — знать не хочешь. Твое право, как сказал бы один мой знакомый правозащитник. А как я очутился в твоей камере — тебе тоже не интересно? Или на тебя каждый час сверху падают люди?

Эта сентенция смогла если не разговорить Недостойного, то, по крайней мере, запрудить несвязный поток его слов.

Он замер, и даже по спине его было видно, что задумался.

— Недостойный не имеет права подвергать сомнению действия Благодетеля, — наконец изрек он.

— Опять — двадцать пять, — фыркнул Волк. — Не хочешь разговаривать по-человечески — не надо. Сиди тут дальше. У меня тут, кажется, и без тебя проблем хватает.

И он встал, отряхнулся от мелкой сухой пыли и поднял лампу вверх на вытянутой руке, желая разглядеть, откуда это он так удачно слетел. Но все, что он увидел — черная непроницаемая тьма.

— Неуважаемый, — задумчиво позвал он. — У тебя тут лестница есть? Ну, или ящики какие-нибудь? Или мебель?

— Ничего нет, Благодетель…

— Кто бы мог подумать… — мрачно пробормотал Волк и опустил руку.

Осторожно, мелкими шагами добрался он до стены — она оказалась холодной и неровной на ощупь — и, держась за нее правой рукой, медленно обошел камеру, наступив при этом несколько раз на что-то мягкое и склизкое. Изо всех сил он надеялся, что это был разбросанный завтрак неаккуратного смертника, а не то, что он подумал.

Так он нашел дверной проем. Двери как таковой не было — был тяжелый плоский камень, приваленный снаружи, без отверстий и выступов. Попробовав толкнуть его, он почувствовал, что камень слегка дрогнул, но не более.

Но и это обнадеживало.

— Эй ты, неприкасаемый! Иди сюда, — скомандовал Волк.

Заключенный подошел и безвольно становился.

Точечный свет лампы выхватил из мрака высокую сутулую фигуру, осунувшееся лицо с клочьями свалявшейся бороды и большие глаза, чуть навыкате.

— Толкай дверь, — распорядился Волк.

— Но она же откроется! — в ужасе отшатнулся арестованный.

— Ну? — не понял Волк. — И в чем проблема?

— Но стражник приказал мне сидеть тут и ждать, пока за мной не придут!

— А когда придут, тогда что?

— Поведут на казнь, как и приговорил меня милосердный судья.

— И что с тобой сделают? — продолжал допытываться Серый, которого последние двадцать минут не покидало ощущение, что или он сошел с ума, или под влиянием кактусового сока Шарада ему видится какой-то нелепый, сумбурный сон, который вот-вот должен кончиться, но почему-то никак не кончается…

— Мне свяжут руки и ноги и сбросят в водопад.

— Водопа-ад… — помимо воли умильно вырвалось у Волка, и блаженная улыбка растеклась по его лицу при этом волшебном мокром слове. — Ну, и что? Ты погибнешь?

— Да, — сурово сказал заключенный. — Так мне и надо.