Читать книгу - "Веселые и грустные истории про Машу и Ваню - Андрей Колесников"

К нам в гости пришла девочка совершенно Машиного возраста. Эта девочка мне сразу понравилась. Дело в том, что я предложил ей порцию пельменей. Ну что такое порция крошечных детских пельменей, пусть даже и привезенная из Москвы на край Московской области? Маша с Ваней не то что брезгуют такими пельменями, всегда лежащими в заморозке на какой-то самый крайний случай, который рано или поздно обязательно наступает, но, по крайней мере, предпочитают что-то другое. Вот суп из белых грибов их сейчас гораздо больше интересует. Да, суп из белых грибов.

И вот я предлагаю Насте эти пельмени. Просто, честно говоря, из вежливости. Я уже выставил на стол две тарелки, Маше и Ване, и спохватился, что про Настю забыл.

– Настя, – говорю я ей, – пельмени будешь?

И форма-то, в которой я сделал ей это предложение, была, честно говоря, почти оскорбительной. Как-то по-другому я должен был ей это сказать. Все-таки девочка первый раз у нас дома, хоть и с мамой. Но я очень перепугался, что две тарелки выставил, и очень торопился что-нибудь сказать прежде, чем она успеет это заметить.

И вот она посмотрела на меня, глаза ее распахнулись до невероятных размеров, и из них полилась какая-то нечеловеческая благодарность. У воздуха в комнате, по-моему, даже какой-то цвет появился. Такой лазоревый. Она еще даже сказать-то ничего не успела. Потом все-таки выдохнула:

– Да!

И хлопнула своими огромными ресницами. А личико у нее в таких сумасшедших кудряшках. В общем, это был мрак какой-то. Или все-таки свет.

Я дрожащими руками вытряс из половника пельмени, передал ей тарелку. И получился большой перебор с этими пельменями. Чуть не полсотни я ей, по-моему, сгоряча насыпал.

И она не спеша, ну вот совсем никуда не торопясь, все их за двадцать минут съела. И все это время с ее лица не сходило чувство глубокой благодарности и даже какого-то удивления, что вот она встретила на своем жизненном пути таких поразительных людей, которые угостили ее такими вкусными пельменями.

Что-то во всем этом было очень необычное. Я даже подумал, что, может быть, ее дома не кормят. Это бы все объяснило. Это было бы понятно. Но сколько же ребенка надо не кормить, чтобы он так благодарно на тебя смотрел? Нет, вряд ли столько дней она не ела, чтобы так смотреть.

И я, в общем, как-то маленько растерялся. Это был какой-то несерьезный эпизод, но он выбил меня из колеи, в направлении которой я воспринимал в этот день окружавшую меня действительность.

Настя очень мало говорила и в основном смотрела.

И я искоса все время на нее поглядывал. У нее был все-таки очень странный взгляд. Такой пронзительный и такой глубокий, что не должен был бы принадлежать ребенку. Да и взрослому не должен. Я вот написал про нечеловеческую благодарность, лившуюся у нее из глаз, и ключевое слово тут «нечеловеческая». Что-то такое тут было, в общем. Хотя мне и неловко, что это я такие слова пишу.

Потом все, как говорится, счастливо разъяснилось. За столом я спросил, пошла ли Настя в этом году в школу. Она же одного возраста с Машей, то есть шести с половиной лет. И ее мама сказала, что Настя ходит уже во второй класс.

– Как это во второй? – засмеялся я. – Не может во второй. В таком возрасте и в первый-то не рискуют пойти некоторые.

– Да понимаешь, – объяснила ее мама, по-моему, как-то тушуясь, – она же у нас ребенок-индиго.

– В смысле?

– Ну, сверходаренный. В первый класс в пять лет пошла. А надо было в четыре отдать. Но мы как-то постеснялись.

Мама девочки очень просто произнесла эти слова. Безо всякой распиравшей ее гордости, на которую имела бы право, если бы это была правда. Я подумал, что, может, она слишком давно привыкла к этой мысли.