Читать книгу - "Уилт - Том Шарп"

— Вы правда считаете, что мне идет?

Но Салли уже внимательно разглядывала Евину грудь.

— Крошка с сиськами, — пробормотала она. Груди у Евы были очень большими, и Генри, в один из его не самых лучших моментов, сказал что-то о вымени ада, вызванивающем судьбу тому, кому оно принадлежит. Салли дала Евиному бюсту более высокую оценку и настояла, чтобы Ева сняла бюстгальтер и сожгла его. Они спустились в кухню и выпили по рюмочке теквилы, затем положили лифчик вместе с веточкой остролиста на поднос, и Салли полила все коньяком и подожгла. Им пришлось вынести поднос в сад, потому что запах был просто ужасен, да и уй дыма было полно. Там они улеглись на траву и хохотали, пока все это тлело. Вспоминая сейчас об этом, Ева испытывала чувство сожаления. Бюстгальтер был хороший, эластичный и призванный, согласно телевизионной рекламе, придавать женщине уверенность в тех местах, где она больше всего в этом нуждается. Но Салли сказала, что сжечь его — ее долг перед собой, как свободной женщиной, и после двух рюмок у Евы не было настроения сопротивляться.

— Ты должна чувствовать себя свободной, — сказала Салли. — Свободной быть. Свободной быть.

— Свободной быть кем? — спросила Ева.

— Самой собой, дорогая, — прошептала Салли и ласково дотронулась до нее в таком месте, что будь Ева трезвее и не в таком приподнятом настроении, она решительно отвергла бы его как определение самой себя. Они снова вернулись в дом и пообедали смесью теквилы, салата и домашнего сыра, что совсем не удовлетворило Еву, чей аппетит мог сравниться только с ее страстью к новым знакомствам. Она было намекнула об этом Салли, но Салли пренебрежительно отнеслась к идее плотно есть три раза в день.

— С точки зрения калорий, вредно есть пищу с высоким содержанием крахмала, — сказала она. — Важно не то, сколько ты ешь, а что. Секс и еда, радость моя, очень похожи. Лучше сорок раз по разу, чем один раз сорок раз. — Она налила Еве еще одну рюмку теквилы, настояла, чтобы она откусила кусочек лимона перед тем как опрокинуть рюмку, и помогла ей подняться наверх в большую спальню с большим зеркалом над большой кроватью.

— Самое время для КТ. — сказала она, опуская жалюзи.

— Ка те, — пробормотала Ева.

— Касательная терапия, дорогая, — сказала Салли и мягко толкнула Еву на постель. Ева Уилт уставилась на свое отражение в зеркале: большая женщина, нет, две большие женщины в желтых пижамах на большой кровати, большой кровати алого цвета; две большие женщины без желтых пижам на большой кровати алого цвета; четыре голые женщины на большой кровати алого цвета.

— Нет, Салли, не надо.

— Прелесть моя, — сказала Салли и заглушила ее протесты орально. Это были какие-то совершенно новые ощущения, которые, впрочем, Ева мало запомнила. Она уснула еще до того, как касательная терапия дала какой-то эффект. Когда она проснулась часом спустя, то обнаружила Салли уже полностью одетой и стоящей у постели с чашкой кофе в руках.

— Господи, как мне плохо, — сказала Ева, имея в виду не только свое физическое состояние, но и моральное тоже.

— Выпей, и ты почувствуешь себя лучше.

Ева выпила кофе и оделась под аккомпанемент объяснений Салли, что послеконтактная запретительная депрессия является совершенно естественной реакцией на первый сеанс касательной терапии.

— После нескольких сеансов тебе все будет казаться вполне само собой разумеющимся. Может быть, сначала потеряешь контроль над собой и будешь рыдать и кричать, зато потом почувствуешь необыкновенную свободу и облегчение.

— Вы так думаете? Не знаю, право.

Салли отвезла ее домой.

— Вы с Генри обязательно должны прийти к нам на вечеринку в четверг, — сказала она. — Я уверена, что крошка Джи будет рад вас видеть. Он тебе у понравится. Он обожает грудь. Он будет от тебя без, ума.

* * *

— Говорю тебе, она была пьяна в стельку, — сказал Уилт, сидя на кухне в доме Питера Брейнтри, пока хозяин открывал для него бутылку пива. — Пьяна в стельку, и к тому же на ней была жуткая желтая пижама, и она курила сигару в длинном мундштуке.

— А что она говорила?

— Ну, если хочешь знать, она говорила: «Иди сюда…» Нет, это чересчур. У меня был совершенно ужасный день в училище. Моррис сказал, что меня так и не назначат старшим преподавателем. Уильямс опять болеет, и я лишен своего свободного часа. Мне дал по физиономии верзила из группы наборщиков, а дома меня встречает пьяная жена и называет «крошкой пенисом».

— Она тебя так назвала? — переспросил Питер Брейнтри, уставившись на Генри.

— Ты же слышал, что я сказал.

— Ева назвала тебя «крошкой пенисом»? Не может быть!

— Что ж, ты имеешь шанс пойти туда и послушать, как она назовет тебя, — сказал Уилт с горечью. — И не говори потом, что я виноват, если она, пока в настроении, пососет твои соски орально.

— Бог мой? Это что же, она тебе этим угрожала?

— Этим и кое-чем еще, — ответил Уилт.

— Это не похоже на Еву. Совсем не похоже.

— Она, бля, и внешне не была на себя похожа, если уж говорить правду. Она была выряжена в какую-то дикую желтую пляжную пижаму. Этот цвет надо видеть. Лютик перед ним меркнет. А рот у нее был весь вымазан отвратительной ярко-красной помадой, и она курила… Она уже шесть лет как бросила курить, и потом вся эта бредятина насчет «крошки пениса» и сосания сосков. Учти, орально.

Питер Брейнтри покачал головой.

— Какое пакостное слово, — заметил он.

— Если хочешь знать мое мнение, то, что оно подразумевает, не менее пакостно, — заметил Уилт.

— Все это звучит по меньшей мере странно, — заметил Брейнтри. — Один Бог знает, что бы я стал делать, если бы Сьюзан, явившись домой, стала бы настаивать на сосании моих сисек.

— Сделай то же, что и я. Убирайся из дому, — сказал Уилт. — Кроме того, дело не только в сосках. Черт побери, мы женаты уже долгих двенадцать лет. Маленько поздновато уже начинать всю эту оральную чушь. Дело в том, что она помешалась на сексуальной эмансипации. Вчера она явилась домой с занятий икебаной у Мэвис Моттрэм, разглагольствуя о клиторальной стимуляции и свободном сексуальном выборе для обеих сторон.

— Свободном что?.

— Сексуальном выборе. Может, я что не так понял. Знаю только, что про сексуальный выбор там было. Я как-то не совсем тогда еще проснулся.

— Где, черт возьми, она всего этого набралась? — спросил Брейнтри.

— У проклятой янки, которую зовут Салли Прингшейм, — ответил Уилт. — Ты же знаешь Еву. Она способна за милю унюхать заумную бредятину и устремиться туда, как навозный жук, учуявший открытый канализационный люк. Ты представления не имеешь, со сколькими дурацкими «новыми идеями» мне пришлось познакомиться. Ну, с большинством из них я способен ужиться. Ей свое, мне свое. Но если речь идет об оральном участии под ее вопли о женской эмансипации, то тут уж, пожалуйста, увольте.