Читать книгу - "Оскорбление третьей степени - Райк Виланд"

может подвести Маркова. Да и Полина только что вручила ей поводок, а сама стала дергать входную дверь, которая, однако, оставалась такой же плотно закрытой, какой обычно бывает плотно закрытая входная дверь.

Квиз истошно завыл. Полина заговорила с ним умоляющим тоном и, вероятно, чтобы подчеркнуть серьезность положения, перешла на русский. Она лихорадочно жала на все кнопки подряд. Послышался звук приближающейся полицейской сирены — по ощущениям, патрульная машина ехала в нескольких кварталах от дома герра Герстенберга, но это не особенно взволновало Полину и Дженни, ведь они знали, что в большом людном городе все время где-то поблизости проезжает патрульная машина с включенной сиреной.

Из динамика домофона на Полину обрушился каскад вопросов: кто она такая, что за почта, что за газеты, когда уже в квартиру Якубовски доставят пиццу, детский голос тоненько пропищал: «Мама!», а по одному из номеров в ответ даже послышался истошный собачий лай, который вызвал ответный лай Квиза… Полина умоляла жильцов открыть дверь, потому что в их парадной Квиз, жильцы в ответ осведомлялись, что за квиз[10] проводят в их парадной, Полина объясняла, что это пес на поводке, и так продолжалось до тех пор, пока Дженни вдруг не гаркнула злым голосом:

— Доставка, открывайте!

Это сработало, дверь с гудением отворилась, и Квиз выскочил на улицу. Он смерил Полину и Дженни укоризненным взглядом, но мгновение спустя уже весело залаял.

Через дорогу располагалась кафе-пекарня «Дельфин», куда секундантки и направились обговорить, так сказать, заключительные детали. Полина пила капучино, Дженни — травяной чай, а Квиз, привязанный к ножке стола, хлебал из миски воду. Дженни торжественно пообещала, что приложит все усилия, чтобы не допустить осуществления идиотской задумки, а Полина ответила, что именно в этом и заключается ее долг в качестве секундантки, что она должна склонять стороны к примирению, что сама Полина будет предпринимать аналогичные усилия и что, если они сумеют вразумить Шилля и Маркова, это будет лучше для всех. Напоследок дамы условились, кто на чем добирается до места поединка. По мнению Полины, каждый мог приехать туда так, как ему удобно, лучше всего на такси, сама она возьмет машину, но можно отправиться на автобусе или на трамвае, почему нет, это будет первая в мире дуэль, на которую кто-то приедет на трамвае. Дженни сказала, что хочет прийти пешком, вот и Марков прописал ей пешую ходьбу, но поскольку он сам, похоже, нуждается в терапии не меньше, чем она, Дженни с радостью разделит с ним лечебный километраж.

— От центра до Фридрихсхагена километров двадцать, — прикинула Полина.

— Вот и отлично, столько он и советовал мне проходить за раз, — отозвалась Дженни.

Квиз, что удивительно, не счел нужным вмешиваться в беседу.

За окнами кафе начинало смеркаться, темнота сгущалась, будто предчувствие или небеспочвенное подозрение, что этот январский день скоро закончится.

— А вообще, — произнесла Дженни, помолчав, — я все время гадаю, что думает о поединке их подруга. Она точно существует, эта Констанция? Не удивлюсь, если они ее выдумали. Может, она в отпуске? Почему не выходит на связь? Что с ней стряслось?

— Да, ее зовут Констанция, Александр упоминал ее имя. В принципе, больше мне о ней ничего неизвестно. А, и еще знаю, что они были вместе достаточно долго, четыре с лишним года.

— А с Марковым она давно встречается?

— Буквально несколько недель. Полагаю, она не в курсе дуэли, иначе непременно вмешалась бы. Может, Марков отправил ее отдыхать куда-нибудь на теплые моря.

— Хорошо, если так. А если ее и вправду не существует, я буду только рада.

Полина взглянула на часы и поднялась, чем вызвала хмурое рычание Квиза, которому хотелось подремать под столиком.

— Время поджимает, — сказала она. — Пусть Констанция наслаждается жизнью, а мы будем надеяться, что она появится на месте дуэли, пританцовывая, когда все уже закончится.

Они расплатились и вышли на Данцигерштрассе, на которой зажглись фонари. По проезжей части в обе стороны мчались автомобили. К сожалению, шум машин совсем не походил на шум морского прибоя.

— Эх, была бы сейчас не зима, а весна, — вздохнула Дженни.

— Да ведь немецкая зима — все равно что русская весна.

Полина и Дженни посмотрели на серое небо, освещенное уличными фонарями.

— Закрой глаза, и ты увидишь нечто большее, — предложила Полина и зажмурилась.

Дженни последовала ее примеру, и какое-то время они молча стояли рядом, чуть подняв головы и не обращая внимания на суетливый людской поток со всех сторон.

17

Схвачен, обвит и сожжен

Весной над Германией роями проносятся низколетящие самолеты, в воздухе кружатся артиллерийские снаряды, горит железнодорожная станция Хоэнлихен. Прекрасное время года начинается с ужасных сцен. Город баррикадируется перед наступающей Красной армией. Заминированы все мосты, даже деревянные мостики через мельничные ручьи, только бы не допустить продвижения Восточного фронта. Под угрозой военного трибунала у населения конфискуются все плавсредства, в том числе байдарки и рыбацкие лодки, на радость рыбам из окрестных озер, для которых в апреле сорок пятого наступают славные деньки.

Бараки почтового отделения тоже горят, потому что Карл Гебхардт, главврач госпиталя СС, приказал их поджечь. Над озером Цене высится столб густого белого дыма. В воздух, становясь облаками, поднимаются гигантские картотеки документов, включая бесчисленные медкарты, которые не должны попасть в руки врага. Среди них — карта Альфреда Розенберга с записью о лечении воспаленного коленного сустава, карта Рудольфа Гесса с записью о лечении травмы, полученной при падении во время катания на лыжах, карта Альберта Шпеера с записью о тяжелой травме колена, из-за которой в 1944 году он был вынужден несколько месяцев носить гипсовые повязки с припарками из арники. Как свидетельствуют горящие документы, высокопоставленные нацисты тоже подвержены физическому износу, и потому Гебхардту с коллегами даже приходилось извлекать органы из тел узников концлагерей, чтобы восстановить поврежденные тела первых людей рейха.

В этом же пламени сгорает и карта обергруп-пенфюрера СС Рейнхарда Тристана Ойгена Гейд-риха, который, впрочем, никогда не бывал в Хоэнлихене. Гебхардт, которому после покушения на Гейдриха велели срочно прибыть в Прагу, не смог спасти пострадавшего, раненного шрапнелью, и впоследствии подвергся сильному давлению за отказ ввести сульфаниламид с предполагаемым антибиотическим эффектом. Он был убежден в неэффективности этого метода и в подтверждение своей правоты испытал указанное средство почти на сотне женщин из концлагеря Равенсбрюк: им разрезали икры и повреждали икроножные мышцы, после чего в раны зашивали грязь, битое стекло, лоскутки ткани и щепки, а затем вводили сульфаниламид. Некоторым даже делали инъекции гноем от инфицированных людей. Часть женщин подхватили тяжелые