Читать книгу - "Жила-была старушка в зеленых башмаках… - Юлия Вознесенская"

— Тогда, Агния Львовна, если можно, я лучше выпью водочки…

— Да на здоровье, дорогой! Почему не выпить, если хочется?

Егор Александрович сходил к стойке и сделал заказ.

— Рюмочка мне все-таки нужна для храбрости, — сказал он, садясь на место, — потому что я сейчас собираюсь говорить вам комплименты.

— В самом деле? Ну я уж постараюсь не захмелеть от ваших комплиментов. Поскольку догадываюсь, что главные из них предназначаются вовсе не мне, а моим пирожкам с капустой.

— Почему же только с капустой? — удивился Егор Александрович.

— Да ведь у Лики лучше получаются сладкие булочки, а Варенька у нас специалист по пирожкам с мясом.

— Нет, дорогая моя Агния Львовна, вкус пирожков тут даже и ни при чем: важно то, как вы их печете. Ваши подруги обе прекрасно готовят, это так, и тут не может быть двух мнений. Но Лика Казимировна за стряпней может, простите, болтать о чем угодно и с кем угодно — в основном с Титаником, конечно, а Варвара Симеоновна обычно за приготовлением блюд что-то напевает. Слово нет, поет она прекрасно и даже напевает очень музыкально, но…

Тут подошла официантка и поставила перед ним рюмку водки на блюдечке, а перед Агнией Львовной — тарелочку с пирожными.

— Ваше здоровье! — Егор Александрович лихо опрокинул свою рюмочку, выдохнул и с новым приливом вдохновения продолжил: — Только у вас, дорогая Агния Львовна, когда вы готовите для нас всех какую-нибудь еду, лицо становится необыкновенно прекрасным: оно становится отвлеченно-сосредоточенным и наполняется таким светом, будто в каждый кулинарный ингредиент вы вкладываете частичку вашей прекрасной души, вашей любви!

— Егор Александрович, это не совсем так…

— Не перебивайте меня, Агния Львовна, я ведь только начал! Безусловно, Варвара Симеоновна — редкая для своего возраста красавица, а Лика Казимировна сохранила молодость до такой степени, что иногда кажется девочкой-подростком. Но в вас есть нечто такое, что указывает на великое предназначение женщины — быть хранительницей домашнего очага. Это высшая женственность, которая не уходит с годами. Агния Львовна, я буду краток, как подобает военному человеку. Выходите за меня замуж, дорогая Агния Львовна!

— Ноя…

— Подождите еще минутку, я еще не закончил! Выслушайте меня до конца. Если вы ответите мне «да», я постараюсь, мы оба с Пашкой постараемся, чтобы вы никогда, никогда об этом не пожалели. Павел тоже вас успел полюбить. Вот теперь, пожалуй, все. Что же вы ответите мне, Агния Львовна?

Агния Львовна долго смотрела на него с несколько растерянной улыбкой, а потом сказала:

— Дорогой мой Егор Александрович! Спасибо вам за эти слова…

— И вы выйдете за меня замуж?

— Нет, не выйду.

— Почему?

— Это невозможно.

— Да почему же?!

— Потому что я замужем.

— Простите, как это — «замужем»? Но… Но я полагал, что вы — вдова.

— Вдова. Но тем не менее муж-то у меня есть.

— Разве он не умер?

— Он умер. Но ведь от этого он не перестал быть моим мужем! У нас есть дети, внуки, а теперь уже появился и правнук Максимка. И всем им он, Юра мой покойный, отец, дедушка и прадед. И мы с ним обвенчаны. Вы понимаете, что это значит, дорогой мой Егор Александрович?

— Понимаю: что связано на земле, то останется связанным и на Небесах[10]— вы это имеете в виду?

— Именно это.

— Но Церковь допускает второй брак!

— Да, по слабости нашей — чтобы не допустить худшего. Но дело не только в этом… — Агния Львовна протянула руку и положила ее на руку Егора Александровича, лежавшую возле пустой рюмки. — Милый Егор Александрович! Муж мой скончался и ушел из этого мира уже много лет назад. Но мне уже семьдесят пять лет, скоро умру и я…

— Куда вы торопитесь, Агния Львовна? Вы еще меня переживете, вот увидите!

— Все может быть. Но тогда представьте себе: вот я умираю, будучи дважды вдовой, и вот там, в новом для меня мире, мой муж встречает меня, он приближается ко мне, светясь от радости. И вы меня встречаете тоже. И что я скажу моему первому мужу? «Познакомься, Юрочка, с моим другим мужем!» — так, что ли?

— Но он же поймет!..

— Да, он поймет и простит. Но мне-то каково будет? Это же такой стыд будет, что я и представить себе не могу. А до встречи с ним осталось уже так мало… Да и вас тоже по смерти встретит ваша единственная законная жена. Надо ли омрачать эти встречи, дорогой мой Егор Александрович, стоит ли нам огорчать самых дорогих наших ушедших?

Егор Александрович отнял руку у Агнии Львовны, наклонил голову и закрыл лицо ладонями. Потом он отстранил их, вынул из кармана платок и вытер лицо и глаза.

— Простите… Простите меня, Агния Львовна, простите старого дурака! Господи, стыдно-то как!

— Да ну что вы, голубчик, чего ж тут стыдного? Дело-то житейское!

— Нет-нет, стыдно! Как я мог забыть, что Верочка моя там одна и тоже ждет меня. Простит ли она меня, когда я ей расскажу, как сватался к чужой вдове?

— Простит, простит, не сомневайтесь! На то она и жена.

— А вы-то меня простите?

— Да конечно же, о чем речь? Все-таки вы мне сделали самый большой комплимент, какой мужчина может сделать женщине! Ну, полно, полно. Не надо уж так-то сокрушаться!

— Это меня Пашка-балбес попутал! Очень уж ему хотелось меня в хорошие руки пристроить!

— А он и пристроил! — засмеялась Агния Львовна. — Неужели вы думаете, мы все трое согласимся когда-нибудь расстаться с вами и с Павлом? Да ни за что на свете! Мы все так удивительно подходим друг другу, мы за этот месяц с небольшим прямо родственниками стали!

— Это правда, милая моя Агния Львовна, это в самом деле правда?

— Абсолютнейшая! И знаете что, Егор Александрович? Давайте договоримся, пусть этот разговор будет нашей с вами тайной, и мы никому о ней не скажем. Будем считать, что наша встреча сегодня просто не состоялась. Хотя пирожные были очень, очень вкусные!

* * *

И жизнь продолжала идти своим чередом. Подруги наперебой баловали и развлекали Павла, а Егор Александрович поровну ухаживал за ними, галантно подчеркивая свое к ним одинаково приязненное отношение.