Читать книгу - "Иван-царевич и С. Волк. Жар-птица - Светлана Багдерина"

— Какой вессий старес, Гуген, ты сево, это же средневековье, это уже лет двести, как не в моде! — замахал на него руками Гарри.

— А что вы предлагаете в таком случае? — вопросил сеньор Гарджуло, перечеркивая и выбрасывая в корзину очередную страницу.

— Сень сьево-нибудь отса — самый писк. Словессе, эффектно, и дохоссиво. Пьесы без сеней отсов, или, на хутой конес, дедусек, обресены ныне на провал. Я в эсом ассолютно уверен.

— Ну, ладно, будет тень отца инфанта. Она явится к королеве за день до сражения и предречет… Что они там обычно предрекают, Юджин?

— Голод, мор, язву желудка, повышение налогов, засуху, потоп… — начал перечислять офицер.

— Хватит. Пишите, папа Карло.

— Что писать?

— Все. Ненужное потом вычеркнем.

— Сергий, а как он к ней явится за день до сражения, если он тогда он был еще жив? — вдруг засомневался Санчес. — Давай, он на следующий день придет, а?

— Не. На следующий день поздно будет.

— Серес сяс — самое луссее.

— Ладно, через час — так через час.

— Пишите ремарку, сеньор Гарджуло — перед королевой появляется призрак отца инфанта.

— О, горе мне, поверсен я коварссвом, пригрел я анаконту на грути… — продолжил диктовать Гарри, старательно оттопыривая при каждом слоге пронзенную золотым кольцом с серебряным сердечком нижнюю губу. Больше всего на свете ему хотелось забросить эту мерзкую побрякушку с проклятьями, призывающими голод, мор, язву желудка, повышение налогов, засуху, потоп и прочие вселенские катаклизмы на голову его самозваного земляка, но, как говаривал Шарлемань — слово — не воробей, не вырубишь топором, и перед горящими восхищенно-завистливыми глазами Санчеса назад ходу не было. И он стоически продолжал:

— …ево улыпка — слесы крокотильи, а поселуй — тарантула укус…

— «Поселуй» пишется с одной «с», или с двумя? — прервал полет вдохновения директор театра.

— Сево? — не понял Гарри.

— А это что такое? — вытаращил глаза Мур, заглянув в рукопись.

— Тарабарщина, — с виноватой улыбкой пояснил старик. — Я по-вондерландски не очень хорошо умею писать, и поэтому пишу ваши слова, но на нашем языке. Чтоб и ребяткам моим было понятно сразу, когда читать будут.

— Пишите тогда с тремя, — махнул рукой Гугенберг.

День догорал. Кабинет первопечатника был завален грязными стаканами, недоеденными бутербродами с… впрочем, происхождением их верхних компонентов было лучше не интересоваться, и исписанными, местами мятыми, местами рваными, местами с отметинами от чая, бутербродов и бананов в шоколаде листами бумаги. Где-то там, в глубине, была погребена корзина для мусора, пара стульев и не выдержавший напряжения мини-сингер. Но отряд не заметил потери бойца, и к закату «правдивая драма в четырех частях с прологом, эпилогом и хэппи-эндом» была готова.

В ней было все — коварство, любовь, сражения, предательство, неугомонный призрак и таинственный найденыш, кризис самоосознания и зов предков, и опять интриги, страдания и метания, но самое главное — там был рецепт к действию для тех, кто эту пьесу посмотрит — то есть, для горожан. Народа. Толпы.

Город и так уже гудел, как улей. Агитация против существующей династии в продуктовых очередях, эффективность которой была прямо пропорциональна их длине, туманные песни Гарри, которые в его отсутствие подхватили его коллеги по цеху — уличные певцы и бродячие артисты, тонкие намеки управляющих «Бешеными вепрями» на возможные скорые интересные события — не пропустите, будет о чем внукам рассказать (если живы останетесь), которые расходились по столице как круги на воде — все это будоражило общественность, придавало форму новым легендам и извлекало из шкафов и подвалов старые, несколько подзабытые, но еще дышащие и кровоточащие. Парады, наряды, балы, маскарады ушли в прошлое. Людям доходчиво объяснили, как плохо им живется, и они в это поверили.

Королевские гвардейцы, дворцовая стража, и даже солдаты регулярной армии рыскали по городу, хватая всех, кто, с их точки зрения, походил на заговорщиков (то есть, хорошо одет, с большим кошельком и не способный оказать сопротивление), что было подобно выступлению духового оркестра в горах в период обвалов. Из дворца доносились слухи о пытках и тайных казнях, со стен — о неудачных вылазках и потерях.

Люди ждали спасителя и были готовы принять его, но пока внешне все было спокойно — так покрытой бездонными снегами горной вершине не хватает всего лишь одной снежинки, чтобы вниз сорвалась лавина, погребая под собой королевства и династии.

Через два дня, после вечернего спектакля, в гримерку Мальвины-Серого вбежал запыхавшийся Мур.

Волк уже хотел кокетливо поинтересоваться, а где же розы, но увидел выражение лица стражника, и сердце пропустило удар.

— Назначена казнь?

— На воскресенье. После дневной службы в храме. На Дворцовой площади. Король напуган слухами о восставшем из мертвых инфанте, и приказал казнить обоих принцев. На всякий случай.

— А сегодня среда?

— Пятница.

— …………..!!!!! Мы ничего не успеваем!!!

— Как идут репетиции?

— Еще до середины даже не дошли! Ты хоть представляешь, Юджин, — что такое выучить пьесу наизусть? Вам, людям, далеким от искусства, этого не понять!

— И что будем делать?

— Медальон когда будет готов?

— Завтра, как старик и обещал.

— А пораньше попасть во дворец ты не сможешь?

— Нет. Нам обычно туда вход закрыт, ты же знаешь. Я же рассчитывал, что во вторник состоится общее собрание, и будет возможность… — Мур прервался на полуслове.

— Что, ты что-нибудь придумал? — встрепенулся Волк.

— Придумал. Надо поговорить с Гарри. Пусть завтра вечером как-нибудь навестит своего… земляка. Они же вечерами как раз в том дворе костры жгут, куда окошко нашего Ивана выходит! Это же моментом — ему и сказать-то всего пару слов царевичу — чтобы тот всегда говорил, что этот медальон у него с детства на шее! И ты, помнится, говорил, что у тебя какой-то магический амулет есть, при помощи которого ты в любом месте можешь Ивана найти — так мы дадим его Гарри, чтобы уж все наверняка было.

— А он справится? — усомнился Волк. Несмотря ни на что, а, может, именно как раз по этой причине, к заносчивому менестрелю у него было весьма специфическое отношение.

— Сергий, ты не справедлив, — мягко упрекнул его стражник. — Гарри — замечательный человек. Он талантлив, а у всех талантливых творческих людей свои… странности.

Серый поморщился, и после недолгой внутренней борьбы, в которой был самим собой повержен, вздохнул:

— Ну, ладно. Если ты за него ручаешься… пусть это будет Гарри. Но если что — это будет последняя странность в его недолгой жизни.