Читать книгу - "Медики шутят, пока молчит сирена - Борис Горобец"

Чазов, Здоровье и власть… С. 179

* * *

Попутно любопытную информацию дает Е. И. Чазов об отношении Андропова к «народным целителям» и «экстрасенсам».

«Он верил, в отличие от некоторых советских руководителей, врачам, медицине, которая сохраняла ему жизнь на протяжении более 15 лет. Весьма резко отреагировал на попытки некоторых своих помощников, перешедших к нему по наследству от Брежнева, привлечь к его лечению различных знахарей и экстрасенсов. В ходе моей врачебной жизни, особенно когда я возглавлял Министерство здравоохранения СССР, мне не раз приходилось сталкиваться с проблемой различного рода „целителей“ — от экстрасенсов типа Джуны Давиташвили до создателей „наиболее эффективных средств борьбы с раком“ типа А. Гечиладзе, пытавшегося бороться с этим тяжелейшим заболеванием вытяжкой из печени акулы — „катрексом“. Всегда вокруг этих безграмотных людей многие советские газеты и журналы создавали определенный ореол таинственности, непризнанной гениальности и мученичества в связи с давлением на них официальной медицины. Никто из руководителей партии и государства — ни Брежнев, ни Андропов, ни Черненко, ни Косыгин не прибегали к их помощи и не ставили перед нами вопроса о привлечении их к лечению. <…> Кстати, по просьбе Андропова КГБ собрал большой материал о возможностях функционировавших в тот период экстрасенсов, который еще больше укрепил того во мнении, что они ничем ему помочь не могут».

Чазов, Здоровье и власть… С. 184

* * *

Но вот произошло неизбежное. Чазов сообщает:

«В начале 1983 года произошло то, чего мы давно боялись. У Андропова полностью прекратились функции почек. В организме катастрофически стало нарастать содержание токсичных веществ. Особенно угрожающим для жизни было увеличение содержания калия. С тяжелым чувством, понимая всю безысходность, ведущие наши специалисты — академик медицины Н. А. Лопаткин, профессор Г. П. Кулаков и другие — вместе с нами приняли решение начать использование искусственной почки».

Чазов, Здоровье и власть… С. 182

* * *

Е. И. Чазов поясняет, что причиной этого стала последняя поездка Андропова в Крым в сентябре 1983 года.

«Организм, почти полностью лишенный защитных сил, был легко уязвим и в отношении пневмонии, и в отношений гнойной инфекции, да и других заболеваний. Почувствовав себя хорошо, <…> Андропов решил съездить погулять в лес. <…> Надо знать коварный климат Крыма в сентябре: на солнце кажется, что очень тепло, а чуть попадешь в тень зданий или леса — пронизывает холод. К тому же уставший Андропов решил посидеть на гранитной скамейке в тени деревьев. Как он сам нам сказал позднее — он почувствовал озноб, почувствовал, как промерз, и попросил, чтобы ему дали теплую верхнюю одежду. На второй день у него развилась флегмона. Когда рано утром вместе с нашим известным хирургом В. Д. Федоровым мы осмотрели Андропова, то увидели распространяющуюся флегмону, которая требовала срочного оперативного вмешательства. Учитывая, что может усилиться интоксикация организма, в Москве, куда мы возвратились, срочно было проведено иссечение гангренозных участков пораженных мышц. Если не ошибаюсь, это было 30 сентября 1983 года. Операция прошла успешно, но силы организма были настолько подорваны, что послеоперационная рана не заживала. <…> Мы привлекли к лечению Андропова все лучшие силы советской медицины».

Чазов, Здоровье и власть… С. 189

А. И. Воробьев о приглашении его на консилиум к Ю. В. Андропову

«Сидит синклит, лежит Андропов. Чазов и я. Я ему — поперек! Он орет. Орет, но хорошо знает границу. И Воробьев знает границу. Воробьев говорит: „Тут вот так бы надо делать…“ Чазов не говорит: „Андрей, хорошо, спасибо!“ Он говорит: „Что ты ерунду городишь? Что, без тебя мы бы этого не понимали?“ И вроде бы на следующий консилиум он меня не должен вызывать. Но он говорит: „Нет, извини, утречком завтра ты снова здесь“. Вот это — нормальная работа. Я ему через месяц-другой говорю:

— Слушай, ты половину того, что я говорю, не слушаешь. Я больше не могу туда ходить.

— Я тебе покажу: „не могу ходить“.

— Ну, ты же не слушаешь!

— Нет, я слушаю.

Он слушает. Конечно, он не может выполнять все мои предначертания, я ведь тоже не во всем прав, но я в свою сторону тяну, а он — в свою. Находим середину. Я говорю о том, что мы ругаемся, мы ссоримся, но без перехода на личности.

— Твои плазмаферезы уже надоели, мы достали специальный аппарат, который сорбирует все.

— Ну, что ты мне городишь, что сорбирует? Идет тяжелый ДВС,[58]все активирует.

— Ты ничего не понимаешь.

Ну, одну сорбцию они сделали. Он увидел, что все загнулось, сразу тромбоэластограмма из такой вот стала вот этакой <показывает>. Молча отменяет. Я понимаю, что мы спорим, мы — люди, но мы работаем, направляясь в одну и ту же сторону. У нас одна задача, мы выслушиваем друг друга. А чтоб я сказал: „Да мне твое мнение до фени!“ Завтра меня бы не позвали, и все. Больному от этого лучше бы не стало, кому на пользу? Ведь решается-то все-таки судьба больного».

Академик Андрей Воробьев… 2010. С. 134

Еще один рассказ А. И. Воробьева о том же

А. И.: «Вот тут курсанты, я расскажу ситуацию из жизни. Болеет генеральный секретарь партии. Я приехал к больному, вернее, позвали примерно через полтора месяца после начала болезни. А на новенького хорошо видно. Они-то были в плену своей каждодневности, а я — со стороны. Слушаю <как докладывают>: температура 39, лихорадка, из раны высевается синегнойная палочка, в крови ничего не высевается, палочкоядерный сдвиг 20–30. Коагулограмма гиперкоагуляционная. Я говорю: „Это синегнойный сепсис“. Ну, вы представляете себе, что произошло с начальником 4-го управления <Е. И. Чазовым>?