Читать книгу - "Перемещенное лицо - Владимир Войнович"

Как ни странно, долговская почта после прихода немцевпродолжала работать почти так же, как работала до. Объем поступающейкорреспонденции, правда, уменьшился, но совсем не иссяк. А заведовала почтойпри немцах все та же Любовь Михайловна Дулова, несмотря на то что былакоммунисткой. Немцы поначалу намеревались сделать ей что-нибудь нехорошее, ноона представила доказательства, что была дочерью репрессированного кулака, чтоодин дед ее был купцом, а другой священником, в партию она вступила из страхапотерять работу, но последние три месяца не платила членские взносы.

Оберштурмфюрер Шлегель принял эти объяснения как приемлемые,поскольку считал себя либералом (по эсэсовским меркам) и хорошо понимал, что влюбую партию, хоть в коммунистическую, хоть в нацистскую, человек мог вступитьне по идейным, а по обыкновенным меркантильным соображениям. Шлегель учел еще ито, что за Любовь Михайловну хлопотал вступивший с ней в отношенияоберфельдфебель Шульц. Так что Любовь Михайловна осталась на прежнем месте, но счастьеее продолжалось недолго.

При отступлении немцев она пыталась отступить вместе с нимии оберфельдфебелем Шульцем и уже упаковала два чемодана, но во время упаковкитретьего была схвачена партизанами Аглаи Ревкиной. Партизаны хотели ее сразуповесить, но учли ее пол, пожалели и придумали ей более мягкое наказание.Обстригли ей полголовы, а после в одной рубашке и босую водили ее позаснеженной площади Павших Борцов и привязывали к позорному столбу с картонкойна груди: «Я спала с фашистом». Это партизаны написали несправедливо, потомучто оберфельдфебель Шульц никаким фашистом не был, в нацистской партии несостоял, был по профессии поваром, а на войну пошел против своей воли. Впрочем,речь не о Шульце, а его недолгой любовнице.

Когда она стояла, босая и раздетая, привязанная к столбу,люди подходили к ней, называли сукой и плевали в лицо. В таком положении виделаее Нюра, случайно проходившая через площадь. Наверное, вспомнив, как ЛюбовьМихайловна выгоняла ее с работы, должна была Нюра возрадоваться, отомстить,плюнуть в лицо и спросить, кто же из них спал с немцем, но Нюра была женщинанемстительная, сердобольная. Глядя на бывшую начальницу, она ничего, кромесочувствия, не испытала. Она даже стала говорить людям:

– Да что ж это такое? Да что ж это вы делаете? Да что ж выза звери такие? Она ж голая и босая, в сосульку скоро превратится, а вы в нееплюете.

Но народ, в большинстве своем женского пола, был сильнотогда озверевши. Впрочем, народ бывает озверевши всегда, и в легкое время, и втяжелое, а в то время особенно. Нюра стала защищать свою бывшую начальницу,народу это не понравилось, и одна баба в городском мужском пальто сказала: «Ачто это за фря и чего она за эту хлопочет?» А другая предположила: «Небось тожетакая же, вот и хлопочет». А третья сказала, что ее тоже надо бы к этому столбус другой стороны привязать для равновесия. И толпа стала вкруг Нюры сгущаться.Но тут послышался крик:

– Да что вы, бабы, орете и на что напираете! Это же НюраБеляшова, у ей муж на фронте воюет летчиком.

Бабы вокруг растерялись, и пока они думали, считать лиНюриного летчика смягчающим вину обстоятельством, Катя – телеграфистка (это онаи кричала) вывела Нюру за руку из толпы и стала ругать за чрезмернуюотзывчивость, за то, что Нюра забыла, как Любовь Михайловна с ней самойобошлась. А потом спросила: «Ты-то обратно на почту пойдешь?»

– Я-то пошла бы, – ответила Нюра, – да кто ж меня примет?

– А я и приму, – сказала Катя. – Я ж теперь буду заведоватьпочтой. Я и приму. Тем более что Иван твой нашелся.

– Чо-о?! – не поверив своим ушам, вскрикнула Нюра.

– А вот не чо, а нашелся. Пойдем, увидишь, чо покажу!