Читать книгу - "Голова, которую рубили - Александр Матюхин"

— Вы хорошенько осматривайте, — посоветовал я, присаживаясь на табуретку. Около пепельницы нашлась недокуренная сигарета, рядом же валялся коробок спичек. Я думаю, грех было не закурить.

— А знаете, господа, этажом выше живет один подозрительный старичок, — сказал я, пуская в потолок струю дыма. — По непроверенной информации, у него в квартире пулемет под кроватью стоит. Еще со Второй мировой остался. Старичок, между прочим, каждый день грозится выйти на улицу и этим самым пулеметом перестрелять в нашем парке всех фашистов и масонов. Меры примете?

— Примем, — рассеянно сказал Треб, и мне от его слов стало совсем весело. Не террористов они мне напоминали, а шкодливых малолеток из школы, которые хотят какую-нибудь пакость сотворить, да все никак не решатся.

Тогда я посоветовал им заглянуть на полки для посуды, вдруг маньяк сидит там, скрючившись буквой «Зю», красный, как треснувший арбуз, от недостатка воздуха, а в зубах у него сердце очередной зверски убитой жертвы.

— Шутки шутить будете после, товарищ, — сказал Треб.

Гольбах вдруг принюхался, встал на корточки, полез под раковину и неожиданно вытащил из-за мусорного ведра тот самый голубой тазик, в котором давеча лежала отрубленная голова Павла Павловича Чуварова. Пенсне сползло у Гольбаха на кончик носа, глаза же торжественно блестели.

— Ага, — сказал он, продолжая стоять на коленях, — что это, по-вашему?

— Мой тазик, — сказал я, докуривая.

— Можно поинтересоваться, для чего он тебе?

— А отчего ж нельзя? Мне его мама подарила на день рождения в прошлом году, чтобы я в нем ноги мыл.

— И?

— Что?

— Моешь?

— Мою. Иногда. Когда горячей воды нет, тогда кипячу в чайнике, заливаю в тазик и мою.

— Кстати, о ванне! — воскликнул Треб и решительно зашагал в сторону ванной.

— Только в туалет не заглядывайте, там мыши, — напомнил я, — А еще, господа милиционеры, я в этом тазике носки стираю!

Треб замер и посмотрел на Гольбаха. Гольбах, сжимавший тазик обеими руками, поспешил разжать пальцы, и тазик упал на пол.

— Грязные, — добавил я и раздавил окурок в пепельнице.

Гольбах поднялся, отряхивая пыль с колен. По лицу Треба было видно, что он сильно сомневается, по тому ли следу они вообще идут. Севин паспорт с моей визиткой мог оказаться в морге по тысяче самых разнообразных причин. Да и в морге ли вообще они его нашли?

— А что такого Сева сделал? — спросил я под занавес.

— Какой Сева?

— Которого вы разыскиваете. По паспорту.

— А… по паспорту? Тут дело в том, что этот ваш Сева подозревается в убийстве гражданина Павла Павловича Чуварова. Его зарубили топором в собственном туалете. Отсекли голову и скрылись.

— В своем собственном туалете?! — ужаснулся я. — Вот звери! А со стороны Сева казался милым, хрупким человечком. Я сам его близко не знал, мне друзья рассказывали. А недавно, говорят, его машина где-то сбила. Представляете? Санитары сначала приняли его за мертвеца и повезли прямиком в морг, а он возьми и сядь прямо на носилках. Вот смеху было!

— Представляю. — Треб задумался. — Значит, в морг, говоришь…

Чтобы добить врага окончательно и бесповоротно, я почесал шею и добавил:

— Может, и паспорт там где-нибудь обронил…

И Треб оказался поверженным на лопатки.

— Вот и ладненько. Извините, что вот так, бесцеремонно, вторглись в вашу частную жизнь. Сами понимаете, мы должны рассматривать любые варианты. А он маньяк безжалостный, кровожадный, я бы даже сказал — беспощадный.

— Всегда, как гритца, рад, — с готовностью отозвался я.

— Откуда ты это взял?

— Что? «Как гритца»? У нас это семейное. Еще дед мой говорил, а за ним и отец, ну а от отца к сыну, святое дело…

— Понимаю. — Треб вышел в коридор. Я вскочил с табуретки и рысью проследовал за ним. Гольбах засеменил следом, стягивая с переносицы пенсне и засовывая его в кармашек пиджака.

Треб свернул к входной двери, остановился и крепко пожал мне руку:

— Еще раз спасибо за содействие.

— Весьма рад.

— Благодарю, что оказали помощь.

— Будете рядом, заходите.

— Обязательно. Вот со своим помощником и приду.

— Захватите и его, кстати, чтоб не задерживался.

Треб расчувствовался и даже попытался заключить меня в крепкие милицейские объятия, но взгляд его вдруг заскользил по коридору:

— Да. А где мой напарник?

Я повернулся. Коридор был пуст. Из ванной, куда Гольбах намеревался заглянуть, не доносилось ни звука. Из зала тоже.

— Здесь пахнет заговором, — прошептал Треб, отстраняя меня рукой.

Я посмотрел, как он заходит в зал, и зажмурился, ожидая всяческих прибамбасов, которые обычно способствуют захвату и пленению людей (в данном случае — нелюдей, но разве стоит обращать внимание на подобные мелочи)?

Вместо этого в гробовой тишине вдруг раздался голос Треба:

— Гольбах? Кто это тебя так…