Читать книгу - "А дело было так... - Михаил Высоцкий"

— Маханские низколежцы? — переспросил я. — Никогда про таких не читал…

— И не прочитаешь. Водяных да русалок знаешь? Не можешь не знать, раз с ними твой батя дело имеет. Маханские низколежцы — это их дальние родственники. Характера злобного, нрава дикого… По всему миру уже давно перевелись, только тут и остались. А еще тем от прочих водяных отличаются, что воздухом как водой дышать могут, и не плавники у них, а ноги, хоть и с перепонками. Зимой-то в спячку впадают, залягут на дне, в песок зароются и до весны дрыхнут. Весной и летом рыбой питаются, на поверхность не вылезают, а вот как к осени дело подходит — только берегись! Начинается брачный период. И нет чтоб между собой отношения выяснять, низколежцы на берег поднимаются… От них-то и стерегут башни. Как начнется прорыв, так мигом все бароны распри забывают, собирают общее войско да идут от водяных земли свои боронить. Не успеют — так маханские низколежцы на много верст вокруг могут всякую жизнь извести. Они ведь дикие, за пределами реки жизни не признают, пощады не ведают. Одно спасает — как закончится гон, так опять в свою реку возвращаются и до следующего года на дне затихают…

— А чего же их не изведут? — спросил я. — Вон отец, когда ему дикие зыкруды в Ракнинской Роще мешали, всю рощу под корень вырубить приказал, нет рощи — нет зыкрудов…

— Экий ты парень кровожадный — да не думай, баронам и не такие идеи в голову приходили. Они и ядом низколежцев травить пытались, и сетями, и гарпунами на них охотились, да чуть Маханку однажды не перекрыли — все толку нет. Река-то издалека течет, воды, считай, со всех гор собирает — тут глубины много саженей, яды никакие низколежцев не берут, а в сети только то дурачье, что у поверхности плавает, и попадается. Твой отец, может, и придумал бы чего, да они к магам не хуже обращались — нет толку. Магия воды не любит, да и тина тут непростая, так что не вышло ничего. Вот и приходится баронам с такими соседями мириться. Ты за них не переживай, уже приспособились. Колья у берегов по натыкали, башни сторожевые в оба зрят, а на них не зеленые рекруты, а опытные ветераны сидят, что в своей жизни всякого повидали. Уже лет десять маханским низколежцам дальше чем на версту от берега отойти не удавалось — пока вылезут, пока то да се, а тут и баронские сотни в полном обмундировании поджидают! Меня, по секрету скажу, тоже пытались подрядить: мол, Тиналис, соверши подвиг — избавь нас от этих исчадий ада! — да я отказался. Какой же это подвиг, последних представителей уникального вида изничтожить? Не подвиг это никакой, а преступление, мне потом перед потомками стыдно будет. А честно признаться, понятия не имею, как от этой напасти избавиться… Разве что у бати твоего помощи попросить. Как думаешь, подкинет он пару тысяч зомби на такое дело?

— Отец-то? Может, и подкинет, если растолковать, что это никакой не подвиг, а именно что преступление будет… — честно признался я.

— Ну тоже позиция заслуживает уважения… В конце концов, не всем в историю как героям входить — злодеи тоже нужны, чтоб героям было против кого бороться.

«Отец не злодей», — хотел поправить я, но не стал. Он самый обычный величайший некромант современности. А быть некромантом, оставаясь белым и пушистым, по долгу службы не положено. Да и я к нему, не будь он моим отцом, нормально бы относился — у человека есть конкретные жизненные принципы, и он их свято придерживается. Ну и что, что принципы эти несколько диковатыми на первый взгляд кажутся. Зато отец никогда не изменяет своим идеалам, а на это, между прочим, не всякий святой способен!

На том берегу нас уже ждали. Командир сторожевого гарнизона, милый седой дедушка, мирно беседовал о чем-то с Тронгвальдом. Лютик с дозорным заигрывал, глазки строил. Алендас высокомерно стоял в стороне, а Тын и вовсе застыл истуканом, будто окаменел. Как мы приплыли, так два лодочника тут же судно из воды на берег затащили, — видать, рисковать единственным плавсредством в округе в ожидании атаки низколежцев тут было не принято.

— Здравия желаю тебе, добрый молодец, — поклонился командиру Тиналис, хоть «молодцом» тот уж точно не являлся. — Для меня честь великая вновь по сей земле ступать!

— Это ты про честь барону рассказывать будешь, — усмехнулся старик. — А у меня тут служба. Так что извини, Тиналис, покормить мы вас покормим, ишь истощали в степи, вестимо, откуда там хорошей охоте, но дальше уж, извини, расстаться нам суждено. Времена нонче нехорошие…

— Низколежцы? — проявил осведомленность я.

— Они, проклятые! Совсем озверели. Мы этой осенью уже дважды в реку их сталкивали, а они все лезут и лезут! Давно такого не бывало, нехорошие дела, видимо, в мире творятся! А ты, парень, кем будешь-то, что я перед тобой отчет должен держать?

— Принц он, — пояснил Тиналис.

— Взаправдашний? Ну тогда мой поклон вашему высочеству. Вы к нам по долгу али по прихоти? Коли второе, так у нашего барона дочка есть на выданье, красавица, коих свет не видывал, так что ты бы пригляделся, «принц»… — Последнее слово старик выделил особой интонацией, показав, что в мое королевское происхождение он верит не больше, чем в честных купцов и искренних политиков.

Тиналис собирался было поспорить, да я его жестом остановил — уж была бы моя воля, так в жизни бы никогда принцем не родился! Так что неверие меня не обижает, а, наоборот, радует, — значит, не написано на физиономии, кто я, и, если повезет, еще получится вычеркнуть из своей биографии эту позорную страницу! Ну или по крайней мере подретушировать — надо будет как-нибудь с Тиналисом посоветоваться, уж он-то явно специалист, как из самых неприглядных историй делать конфетку. Или в крайнем случае с Алендасом — хотя по определенным причинам к этому богатырю я обращусь только во вторую очередь.

От обеда мы благородно отказались — еще чего, бедных солдат объедать. Это мы в свободном режиме — что поймали, то и едим, а им паек, между прочим, положен! Причем не самый сытный. Так что почти сразу же по переправе отправились дальше — в гости к местному барону, с которым Тиналис, как оказалось, в приятельских отношениях. И почему я совершенно этому не удивлен…

— Кстати, — когда сторожевая башня осталась далеко позади, саркастически поинтересовался Тиналис, — а ты знаешь, кто командир здешнего гарнизона?

— Старик-то? — переспросил я. — Наверно, какой-то ветеран, раз тебя знает…

И, спрашивается, что я такого сказал, что все, кроме Тына и Малиновки, так дружно и задорно смеются? Даже Лютик плакать перестал — он только в дозорного успел влюбиться, и тут опять разлука. Даже Алендас развеселился. А уж про Тиналиса я и не говорю — заржал, как лошадь, будто я только что первое место на конкурсе скоморохов занял. И никто ничего объяснять будто и не собирается. Пока Тронгвальд, наконец отсмеявшись, не соизволил открыть мне глаза.

— Сей воин великий, что ныне нас встретил, покрыт серебром долгих прожитых лет — могучий, отважный герой легендарный, чьим подвигам вовсе счисления нет! Он прожил немало, он видел немало, он знает немало о мире большом. И знай же ты, принц, о везенье великом, на годы запомнишь ты, парень, о том, как встретил сегодня под солнечным светом на бреге великой, глубокой реки героя, чьи подвиги столь же велики, сколь горы пред нами стоят высоки! Рожден был в хлеву, он поднялся до неба, рожденный рабом, он коснулся небес, и подвигам нету конца исчисленью, и нету предела свершенных чудес… Великий герой, что не знает сравненья, великий, чье имя гремело на мир…