Читать книгу - "Всегда помните о сути вещей… Искусство размышлять - Марк Твен"

оказался умнее политических хозяев Кернера и Петефи, он не согласился подписать назначение Нэсби и велел ему оставаться дома. Он сказал, что на войне из Нэсби выйдет только один солдат – с одной саблей, а дома он равняется армии – с артиллерией! Нэсби послушался и продолжал писать свои зажигательные письма.

Я увидел его впервые, когда приехал погостить в Хартфорд; думаю, что это было года через три-четыре после войны. Оперный театр был битком набит людьми, которые пришли послушать его лекцию «Проклят будь, Ханаан». Он выступал с этой самой лекцией – и никакой другой – в течение двух или трех лет и прочитал ее несколько сот раз, однако даже теперь он не в состоянии был произнести ни одной фразы, не заглядывая в рукопись, – кроме вступительной. Его появление на сцене было встречено бурными аплодисментами, но он не остановился, чтобы раскланяться или еще как-нибудь ответить на приветствия, а прямо прошел к кафедре, раскрыл портфель и сразу словно окаменел в позе, которой так и не изменил ни разу за всю полуторачасовую лекцию, разве только для того, чтобы перевернуть страницу: он стоял, наклонившись всем телом над кафедрой, твердо опираясь на левую руку, как на столб, заложив правую руку за спину. Приблизительно в две минуты раз его правая рука протягивалась вперед, переворачивала страницу, потом опять убиралась на свое место за спину, действуя точь-в-точь как машина и напоминая машину: ритмически правильно, быстро, точно. Можно было вообразить, что слышишь лязг. Внушительный и плотный, он одевался по-провинциальному нескладно и походил на простоватого старика фермера.

Я умирал от любопытства послушать, как он начнет. Он не заставил меня долго ждать. Как только он оперся на левую руку, закинул правую за спину и нагнулся над рукописью, он слегка приподнял голову, сверкнул глазами на публику и громовым медвежьим голосом проревел такую фразу:

– Все мы происходим от наших предков!

После чего он так и продолжал реветь до самого конца, бесцеремонно прокладывая себе путь сквозь непрерывные аплодисменты и смех и совершенно не принимая их во внимание. Его лекция являла собой длительную пальбу залпами без промаха по таким мишеням, как рабовладение и его северные апологеты, а успехом он был обязан предмету лекции, но не манере читать; его чтение было лишено искусства, если большая и заражающая искренность и энергия не могут быть названы этим именем. Кончив читать свою лекцию, он в ту же минуту повернулся спиной к зале и сошел со сцены, по-видимому, нисколько не заинтересованный лично аплодисментами, гремевшими за его спиной.

Сложение у него было, как у быка, а сила и выносливость – как у призового борца. Экспрессы в то время ходили не часто, он опоздал пересесть на поезд и, чтобы попасть вовремя на эту лекцию в Хартфорде, ехал две трети ночи и целый день в вагоне для скота, – а дело было среди зимы. Не пообедав, он перешел из этого вагона на кафедру, – однако со сцены его голос звучал мощно, и сам он не выказывал никаких признаков утомления и сонливости. Он просидел за полночь, беседуя и ужиная со мной, и то первым сдался я, а не он. Он рассказывал мне, что в первом своем сезоне он читал лекцию «Проклят будь, Ханаан» по 25 раз в месяц, 9 месяцев подряд. Никакой другой лектор не побил такого рекорда, я полагаю».

Двадцать пять раз в месяц, девять месяцев подряд! И при этом так и не сумев выучить текст своей лекции наизусть.

«…Он рассказал, что, повторив свою лекцию 225 раз подряд, мог произнести вступительную фразу, не заглядывая в рукопись, а иной раз даже так и делал, расхрабрившись. А вот и еще результат: он возвратился домой после длительного лекционного турне и в задумчивости сидел вечером у камина, как вдруг часы пробили восемь, прервав его раздумье. Привычка есть привычка, и, не успев сообразить, где находится, он проревел: «Все мы происходим от наших предков!»

Очарование странности, эффект необычности – что и говорить, людей всегда будет это восхищать, удивлять. На том, наверное, и держится человеческая цивилизация.

«Мы все сумасшедшие, каждый на свой лад, а безумие снимает с нас ответственность».

По прошествии большого количества времени Марк Твен делится схемой работы – вот так их время от времени все-таки меняющаяся команда «обкатывала» свою вахту.

«Я начал читать лекции в 1866 году, в Калифорнии и Неваде; в 1867 году прочел одну лекцию в Нью-Йорке и несколько в долине Миссисипи; в 1868 году объехал весь Запад; а в два или три следующих сезона прибавил и Восток к своему маршруту. Каждый сезон нам теперь приходилось выступать с новой лекцией (и Нэсби вместе с другими) – на первый раз, для проверки перед аудиторией в 2500 слушателей, в старом концертном зале бостонского лектория; этой проверкой все лектории страны определяли коммерческую цену лекции. Лекционное турне, в сущности, начиналось не в самом Бостоне, а в окрестных городках. Мы появлялись в Бостоне только после того, как порепетируем около месяца в этих городках и сделаем все нужные поправки и проверки».

Марк Твен и его коллеги называли подобную тренировочную обкатку «Пробы на собаках». Происходила она из практики создателей лекарственных средств. И очень похожа, конечно, на крылатую фразу из нашего кинематографа: «Тренируйся на кошках».

После подобного тестирования шоу получались качественными. Искрометными, завораживающими.

«…При такой системе вся наша компания собиралась в Бостоне в начале октября и несколько недель проводила время, бездельничая и общаясь друг с другом. Жили мы в отеле Йонга, днем сидели в бюро Ретпата, куря и разговаривая о своих литературных делах, а под вечер мы разъезжались по окрестным городкам, чтобы они показали нам, что хорошо и что плохо в новых лекциях. С провинциальной аудиторией трудно иметь дело: анекдот, который она одобрит легкой рябью смеха, в городе вызвал бы целую бурю. Средний успех в провинции означает триумф в городе. Таким образом, когда мы в конце концов выступали на большой сцене концертного зала, вердикт уже был у нас в кармане».

Очень грамотно, между прочим. Что-то подобное происходит и сейчас – наша аудитория полюбила учиться на писателей, поэтов, сценаристов, стендаперов, блогеров и других создателей словесного контента. Так что вместо лекций теперь ездят по стране команды с мастер-классами. Кто-то более харизматичный, кто-то менее, кто-то очень по-деловому умеет вложить в головы студиозусам основные навыки, кто-то мастер дать «творческого пинка» – и тогда, вдохновленный этим пинком, обучающийся летит, творит,