Читать книгу - "Собака Раппопорта. Больничный детектив - Алексей К. Смирнов"

Огромный, похожий на льва проверяющий, явившийся в "Чеховку" незаметно, с черного хода, воспользовавшись собственным ключом, присел на корточки и принюхался. Хрустящие полы его белоснежного халата разметались, как будто скрывали некое нелицеприятное действие. Высокого гостя от санэпидемстанции не ждал никто; обычно о таких посещениях докладывали заблаговременно, передавали эти секретные сведения из уст в уста, готовили столы с закусочкой, писали повсюду аршинными вишневыми буквами "Анолит" и "Пищеблок", да показательно распространяли запахи, для насекомых невыносимые настолько же, насколько и для людей. На сей раз визитер явился без предупреждения: он походил, поглядел, да сразу и склонился над неуместной и посторонней субстанцией.

— Дерьмо, — зловеще проговорил ревизор. Фамилия сего высокого чина была Медовчин, и быть бы ему в звании адмирала, когда бы водились в медицине погоны, лампасы, канты и прочие аксельбанты.

Тут же за дверью ближайшей палаты-люкс не ко времени гавкнуло.

Медовчин медленно выпрямился. Лицо его было изъедено то ли оспинами, то ли какими-то другими ямами и вообще походило на "львиную маску", типичную для прокаженных.

— Как это понимать? — спросил он вкрадчиво.

…В сестринской в это время под управлением старшей сестры Марты Марковны тоже происходило активное обсуждение излюбленной и всегда актуальной темы дерьма. Больница, по мнению Марты Марковны, постепенно богатела, дела шли на лад — как и во всем государстве.

— Уже у некоторых немощных, — напоминала она, — появляются личные ходунки на колесиках и памперсы.

И здесь она плавно перешла от этой ремарки к повестке дня.

Действительно: один такой немощный пациент по вечерам так и выходил из палаты на прогулку, страшно довольный: в памперсах и в ходунках. Больше ничего на нем не было. Разве что тапочки. Но с этими тапочками как раз и вышла показательная история. В палату к тому больному перевели соседа из реанимации, очень интеллигентного человека, который под вечер ему насрал в эти тапочки, в обе.

Тот понес тапочки санитарке. И та их выстирала! Замочила в хлорке! Вместе замачивали — так в детстве пускают бумажные и берестяные кораблики. Похоже, что в "Чеховке" и вправду намечался неуверенный, робкий гуманизм. Он делал первые шаги, тогда как известно много лечебных учреждений, в которых проситель моментально получил бы этими тапочками по роже.

А насравшего посмотрела невропатолог, Вера Матвеевна. "Что вы мне его показываете? Нормальный же мужик!" "Да он в тапки насрал". "А, ну тогда да, это дело житейское".

— Так что вот, — резюмировала Марта Марковна.

…Покуда в сестринской обсуждали эту острую тему на свой страх и риск, Анастасия Анастасовна, старушка-эпидемиолог, которая все суетилась вокруг санитарного начальника и норовила подсунуть ему новую модель какого-то очистительного шланга, тоже расслышала тявканье, хотя и была туговата на ухо. У нее затряслись руки, а Дмитрий Дмитриевич Николаев, главный врач "Чеховки", решительно шагнул вперед:

— В порядке исключения, Сергей Борисович. Это палата-люкс, расширенного режима — телевизор, отдельный санузел… Мы сделали некоторые поблажки… за больную лично просил начмед.

— Я только передал пожелание, — незамедлительно поправил его сам начмед: новый в "Чеховке" человек, писаный красавец — усатый, плечистый, охочий до женского пола, любитель выпить и сыграть на гитаре. Его только недавно перевели в "Чеховку", и мало кто понимал пока, насколько опасен сей фрукт и вообще — хорош ли он или вовсе дурен. Он сменил Кирилла Ивановича, ветерана "Чеховки", с которым пришлось расстаться по пьяному делу — не то по его собственному, уже легендарному, не то по чужому, то есть пьяному делу тех, кто подписывал приказ, будучи не в себе, в ответ на заявление об уходе, написанное тоже, вероятно, не в себе. Кирилла Ивановича теперь уж не было в живых.

Медовчин подошел к двери и распахнул ее ногой. В угол кровати забилась тщедушная дамочка со следами недавнего гипноза на заплаканном лице; она даже подвернула под себя загипсованную ногу, а в руках держала карликовую собачку, которая моська немедленно затеяла рычать и лаять на величественного ревизора.

— Я ж ему мамочка… он мне сыночек… — расстроенно и жалобно подвывала хозяйка.