Читать книгу - "Парни в гетрах - Пэлем Грэнвил Вудхауз"

Нет, он должен разорвать помолвку без промедления…

И внезапно, едва он сформулировал эту мысль, в его памяти всплыл кодекс Муллинеров, и он понял, что дело это окажется куда более трудным и сложным, чем он полагал. Сам он разорвать помолвку не может. Ему придется сделать что-то такое, чтобы понудить Аврелию взять инициативу на себя. Но что именно? Вот к чему теперь сводился вопрос.

Он задумался. Какие знакомые ему девушки разрывали свои помолвки? И почему?

Скажем, Джейн Тотмарш. Ее нареченный, пригласив Джейн покататься в своем «поммерисемь», загнал автомобиль, ее и себя в утиный пруд. Она вернула молодому человеку его свободу две секунды спустя после того, как выплюнула изо рта первого тритона.

Что, если взять Аврелию покататься и… Нет! Арчибальд в ужасе отверг эту идею. Почему, собственно, он не знал. Но отверг. В ужасе.

Милли Солт вернула жениха по месту покупки из-за его манеры испускать короткий, сухой, язвительный смешок всякий раз, когда она в парном теннисе промахивалась по мячу. Арчибальду это ничем не помогло. Аврелия в теннис не играла. К тому же он знал, что ни при каких обстоятельствах не заставит себя испустить сухой, язвительный смешок по адресу той, которая была для него богиней или чем-то в том же роде.

Ситуация с Гипатией Слоггер оказалась совсем иной. Былая пассия предполагаемого супруга и повелителя явилась как-то вечером на обед в «Савое» и устроила скандал.

Арчибальд усмотрел в этом наилучший вариант. Трудность заключалась в том, что былых пассий в его прошлом не водилось. Но минутное раздумье подсказало ему, что он без особого труда способен посетить какое-нибудь театральное агентство и ангажировать таковую. В окрестностях Стрэнда, несомненно, отыщется сотня-другая безработных актрис, которые за пятерку с восторгом примут его предложение.

Однако он вновь ощутил, что им овладевает панический ужас. Такая сцена в переполненном ресторане, несомненно, привлечет всеобщее внимание, а он не терпел быть средоточием всеобщего внимания. Имейся хоть какая-нибудь альтернатива, он избрал бы ее.

И вот тут-то ему на ум пришла Дора Тревис. Накануне дня, когда ей предстояло стать миссис Обри Рочестер-Уошпот, она известила «Морнинг пост», что смена фамилии не состоится только потому, припомнил Арчибальд, что бедный старина Обри, слегка окосев в течение семейного обеда, оскорбил ее отца. Вот выход! Он оскорбит старика Кэммерли, а остальное предоставит Аврелии.

Хотя задача эта, чувствовал Арчибальд, потребует немалого героизма – отец Аврелии не принадлежал к тем кротким старичкам, оскорблять которых одно удовольствие. Нет, он был крепким закаленным колониальным губернатором на покое – из тех, что возвращаются в Англию, чтобы проводить закат своей жизни, рявкая на клубных официантов, и до этих пор Арчибальд предусмотрительно всячески его ублажал. С угодливым усердием он не упускал случая умаслить сэра Рэкстро Кэммерли. Соглашался с любым его мнением. Искательно ухмылялся, держась с довольно-таки тошнотворной почтительностью. А главное, упоенно слушал его рассказы и не придавал ни малейшего значения тому, что по какой-то прихоти памяти проконсул иногда повествовал про одно и то же четыре вечера подряд.

Усилия его не пропали втуне, и ему удалось войти в такую милость к старому хрычу, что внезапное изменение политики должно было произвести особый эффект. Одно смелое усилие, казалось Арчибальду, и тема свадебных колоколов будет неизбежно снята с повестки дня.

Бледный, но исполненный решимости, мой племянник оделся с обычным тщанием и отправился отобедать en famille^[7] в доме своей любимой.

Не знаю, наблюдал ли кто-нибудь из вас, джентльмены, былого колониального губернатора за вечерней трапезой. Мне самому не удалось обогатиться таким опытом, но, по словам Арчибальда, это весьма и весьма интересно. Оказывается, приступает он к ней на манер, сходный с поведением льва в тропических зарослях, когда подходит час насыщения: свирепо рыкает над супом, рыбу поглощает под аккомпанемент утробного ворчания. И только за ростбифом его настроение начинает смягчаться. С этой минуты и далее, через баранью ногу к тушеным овощам, благодушие понемногу растет. Первый животный голод утолен. Насыщение сыграло свою благодетельную роль.

За десертом и портвейном совсем умягченный объект наблюдения откидывается на спинку стула и начинает рассказывать занимательные истории.

Так было и на протяжении этого обеда. Бэгшот, дворецкий, наполнил рюмку своего господина и отступил в тень, а сэр Рэкстро, беззлобно похрюкивая, устремил на Арчибальда рачьи глаза. Будь он человеком, замечающим подобные явления, то обратил бы внимание, что молодой человек бледен как мел, внутренне напряжен и походит на сжатую пружину. Но сэра Рэкстро Кэммерли меньше всего на свете интересовала смена выражений на лице Арчибальда Муллинера. Он смотрел на него исключительно как на завороженного слушателя его рассказа о старине Джордже Бейтсе и носороге.

– Ваши слова о том, что нынче полнолуние, – начал он, поскольку Арчибальд только что осмелился сказать что-то на эту тему, – напомнили мне о любопытнейшем случае с моим старинным другом в Бонго-Бонго. Стариной Джорджем Бейтсом.

Он умолк, чтобы приложиться к своей рюмке, и Арчибальд заметил, что лицо Аврелии сразу осунулось и посуровело. Ее мать, бледная, изможденная женщина, испустила подавленный вздох. И он услышал, как где-то на заднем плане тревожно содрогнулся Бэгшот.

– В полнолуние, – продолжил сэр Рэкстро, – в Бонго-Бонго принято охотиться на носорогов, и вот один мой друг… его звали Джордж Бейтс… остановите меня, если я вам уже рассказывал про это…

– Остановитесь! – сказал Арчибальд.

Наступила напряженная тишина. Сэр Рэкстро подскочил, словно это слово было пулей, а он – носорогом, на которого, кстати, он в минуты не самого благодушного настроения в некоторой степени походил.

– Что вы сказали? – проскрежетал он.

– Я сказал «остановитесь!», – ответил Арчибальд. Хотя внутри он трепетал от страха, внешне ему удалось сохранять твердость и даже некоторую задиристость. – Вы просили остановить вас, если я уже слышал этот ваш рассказ, и я вас остановил. Я слышал эту историю уже шесть раз. Даже будь она увлекательной, я не захотел бы слушать ее в седьмой. Но она не увлекательна. Она не лезет ни в какие ворота. И я буду вам весьма обязан, Кэммерли, если вы воздержитесь и не расскажете мне ее еще раз, сейчас ли или когда-либо в будущем, когда у вас возникнет такая потребность. Я больше не желаю слушать ни про Бейтса, ни про его носорога. И к имени этого носорога я присовокупляю имена всех прочих носорогов, с которыми вы или ваши друзья встречались в вашем на редкость скучном прошлом. Вы меня поняли, Кэммерли? Хорошенького понемножку!

Он умолк, налил себе портвейна и одновременно чуть-чуть отодвинул свой стул, готовясь, в случае, если события примут оборот, который сделает желательным подобный выбор действий, мгновенно соскользнуть под стол и там обороняться клыками и когтями. Дородному колониальному экс-губернатору, рассудил он, будет не так-то просто добраться до типчика, который надежно окопается под столом.