Читать книгу - "Они сражались за реальности - Игорь Подгурский"

Латын выдвинул верхний ящик стола и вынул из него соломенную куколку размером с ладонь. На игрушке была бумажная майка в черную полоску, на голову нахлобучена стилизованная папаха из пивной пробки. Вместо лица красовался тряпичный лоскут.

– Сейчас мы Задову карму подлатаем! Сеанс начинается! – Глаза Шаманова хищно сверкнули. Он вытащил из отворота мантии длинную иголку и осторожно ткнул куклу в то место, откуда у людей растут ноги.– На!

Левин мотивчик за окном резко оборвался на полусвисте, и без перехода раздались грохот ведра об асфальт и протяжный то ли крик, то ли стон: «А-а-а!» Латын широко, по-детски улыбнулся, показав ровные белые зубы, и еще раз ткнул иголкой, на этот раз сильнее и глубже. Синхронно с уколом за окном послышались новый вопль и крик: «Зараза-а-а! Когда же все это кончится?! Ой-ей-ей!»

Шаманов веселился от души. Он взял соломенную фигурку за голову и резко крутанул вокруг оси. Вопли возобновились с новой силой. Латын перестал крутить куклу. За окном раздавались подвывания, переходящие в тихий скулеж. Сил на ругань у Левы уже не осталось.

– Сеанс латания кармы прошел успешно! – весело доложил Латын, осторожно втыкая иголку обратно в обшлаг мантии.– Еще раз десять повторим, а лучше – двадцать, и будет как новенькая. Приказ есть приказ. Выполним, как бы трудно ни пришлось!

– Твои методы напомнили мне славные Темные века,– осклабился Малюта.

– Тогда тоже были светлые деньки,– согласился с коллегой Шаманов.– Признаться, скучаю по тем временам.

– Еще бы! Прекрасные были денечки. Не чета нынешним серым будням! – улыбнулся Скуратов. Улыбка контрразведчика напоминала волчий оскал.– Спасибо за службу! Мне пора.

Малюта двинулся к выходу, нечаянно смахнул рукой со стола соломенную куклу в полосатой майке и случайно сунул ее в карман. Шаманов не проронил по поводу куклы ни слова и проводил широкоплечую фигуру лукавой змеиной ухмылочкой. Латын Игаркович поправил рясу, вышитую северными шаманскими узорами из бисера и пропитанную индийскими благовониями. Взгляд упал на кожаный фолиант с золотыми иероглифами на обложке. Отрядный священник, улыбнувшись, вспомнил коллегу из отряда коррекции «Краснодракош». Что-то давно от него нет вестей. И на письмо с поздравлением по случаю дня рождения Великого Лодочника Империи не ответил. На приторно-вежливого китайца это было не похоже. Он всегда трепетно относился ко всем мелочам, связанным с этикетом. Не случилось ли чего?

Шаманов очистил свое сознание от суетных мыслей и поднес свирель к губам. Надо было продолжать дальше разучивать гаммы.

Выйдя из теремка на свежий воздух, контрразведчик наткнулся на Задова. Тот сидел на корточках и собирал рыб, прыгающих по асфальту, в ведро. Получалось плохо. Лева поминутно отвлекался от сухопутной рыбалки на то, чтобы потереть рукой тощий зад, туго обтянутый английскими бриджами. При этом Лева болезненно морщился и шипел ругательства сквозь зубы.

Проходя мимо рыбака, Скуратов с издевкой спросил:

– Как дела, Левушка? – и весело заржал в полный голос.

Для человека с обновленной кармой бывший анархист выглядел слишком бледным и помятым. Не останавливаясь, опричник зашагал дальше. За спиной раздался сердитый, скулящий от боли голос:

– И тебя туда же!

После кармической профилактики обновленец остался верен себе. Да, такого надо «ставить» на капремонт.

«Заботишься о нем, печешься денно и нощно, а он огрызается. Прав был командир: черную овцу не перекрасить. Или не отмыть? А, какая разница!» – рассудил Скуратов, со вздохом вытащил из кармана куклу и положил на ладонь. Примерившись, Малюта вполсилы щелкнул по лбу соломенного человечка.

Сзади раздались грохот и глухой вопль. По плацу, лязгая дужкой, покатилось ведро. Рыбы снова забились на асфальте, звонко шлепая хвостами. «Куклу надо будет подальше в сейф убрать. Карма целее будет»,– подумал Малюта и зашагал дальше, даже не оглянувшись. Надо было заскочить к богатырям, обсудить пару вопросов. Что-то они зачастили в Лукоморье, может, знают последние новости. Третьего дня Соловей-разбойник в авральном порядке бросил все дела и укатил во внеочередной отпуск на родную Тамбовщину, на лечебные минеральные воды – якобы поправлять резко пошатнувшееся здоровье. С собой он почему-то взял только мешочек лукоморской земли. Странно все это…

…Сегодня особенно парило. Солнышко старалось на славу и вовсю жарило землю лучами. Командир отряда вышел из-за стола и подошел к распахнутому настежь окну. Ветер лениво шевелил тяжелые шторы. Владимиров оперся ладонями о подоконник. Взгляд упал на курилку-беседку, густо увитую диким плющом, листья которого начали желтеть от жары. Из-за плюща доносился громкий разговор. Беседовали двое. Точнее, болтал один, а второй изредка огрызался.

Первый голос принадлежал Леве Задову, второй – одному из богатырской троицы, Алеше Поповичу. Начало разговора командир пропустил, но к беседе неожиданно для себя стал прислушиваться с нарастающим любопытством.

– На днях ходил в Лукоморье. Хотел сделать рентген, ребра проверить да мазей или каких-нибудь притирок обезболивающих попросить. Бока ноют перед каждым дождем. Ан не вышло,– злым голосом вещал Задов.

– Почему? – наивно удивился богатырь, никогда ничем не страдавший, кроме легкого бодуна с утра, а уж от этого он знал верное богатырское средство.– У них в городе что, лекарств нету? Или врачи с тобой связываться не хотят?

– Врачей там нет, а не лекарств. Только медсестрица Аленушка и медбратец Иванушка. Все у них есть, кроме совести. Бесплатно одну нечисть пользуют, а люди должны платить. Сказали, что человеков слишком много развелось, на всех лекарств не напасешься. За один осмотр два целковых содрали.

– Они что, не люди?

– Да нет, вроде человеки. Сестрица Аленушка с виду баба справная, все при ней. А вот у медбратца Иванушки копытца козлиные из-под халата выглядывали, врать не буду. Но повадки у обоих волчьи. Так и норовят последнюю шкуру содрать!

– Гм-м, а ты к Дурову в лазарет сходить не пробовал?

– Совсем обалдел! Хочешь, чтобы у меня шерсть или чешуя на теле выросла? У нашего Айболита все микстуры для животных. Алеша! Клянусь твоей славной родиной, городом Козельском, ты прям дите малое! – Задов резко перешел от жалоб на жизнь к ехидству – своему любимому коньку в любом разговоре. По части подколок в отряде не было равных Леве-анархисту.

– Я вовсе не из Козельска родом,– буркнул Попович.

– А откуда? Стой, не говори. Знаю! Ты, Алешенька, родом из…– Неугомонный Задов не закончил фразу.

– У тебя, Лева, фамилия тоже не подарок,– вяло отбивался Попович. Он уже понял, куда дует ветер намеков, и начинал потихоньку заводиться, сжимая и разжимая кулаки.

– Я из Одессы! – С пафосом сообщил Лева.– Илья Муромец – из Мурома. А ты, Алеша Попович, из…

Победно закончить фразу одесситу не дал командир, не одобрявший бессмысленного членовредительства и бесцельного братоубийства среди личного состава. Владимиров перегнулся через подоконник и скомандовал во всю мощь луженой командирской глотки: