Читать книгу - "Чарли-Чарли-Браво - Олег Рыков"

Вы когда-нибудь видели птицу, бьющуюся в окно? Она бьется яро, но глупо. Птица видит цель — небо, но не видит препятствия, причины, вызывающей ее недоумение и бессильный гнев.

Гавайская сова, которую ветром унесло далеко от берега Гонолулу, была такой же: обязанная выглядеть философски, она выглядела запуганным фридом файтером. Сова сидела в теплом уютном углу на ходовом мостике, куда ее принес спасший от гибели в штормовом море сигнальщик, и с ужасом глядела на стоящих перед ней больших и лысых коммунистов.

— Съедят! — подумала птица.

— Жалко птицу! — подумал осовевший от качки командир и приказал принести воду и сырого мяса.

— Накормят и убьют! — решила сова и еще раз попробовала разбить толстое стекло.

— Что ж ты такая мелкая? Не кормят американцы? — спросил этот толстый коммунист, пытаясь привлечь внимание птицы к куску мяса. — Так просто меня не съешь! — крикнула сова на пернатом языке с гавайским акцентом и нагадила.

— Ладно, — сказал толстый, — сиди, сохни. Высохнешь — полетишь домой. Штурман, рассчитай курс — подскочим поближе к Оаху. Сильный ветер — боюсь, не долетит.

— Пора. Сейчас или никогда! — решилась сова и, увидев берег, стала биться в стекло, едва не ломая крылья.

— Выпустите ее! — приказал командир. Откинулись барашки, рама пошла вверх, давая свободу.

— Фак ю! — победоносно крикнула птица, взлетая вверх.

— Жалко птицу! — повторил командир, увидев ее падение в воду.

Поведение этой птицы так мне напоминает молодого политработника, недоумевающего в бессильном гневе от невозможности преодолеть невидимое препятствие, отделяющее его от осовевших слушателей.

Его, молодого выпускника Киевской школы полиморсоса, взяли в море на стажировку. Он помогал нашему заму клекотать на комсомольских собраниях, а в короткие перерывы — учиться пить кровь у командира. Стоял он птицей на ходовом справа от командирского кресла и соколиным взглядом пялился в океан — пытался вспомнить заданный ему в этой школе штурманский уклон. Но это был не уклон, а дифферент, переходящий в девиацию с моральным склонением.

Молодой политработник верил в свою звезду Он был лучшим и самым зорким. Однажды клюющий носом в своем кресле командир подскочил от крика, едва не разбив головой репитер гирокомпаса.

— Перископ! — бился в стекло лейтенант.

— Где? — ошалел Прокопыч.

— Справа на траверзе!

— Сигнальщик, перископ видишь?

— Нет, товарищ командир. Да то гребень волны просто был!

— Усилить наблюдение!

— Есть.

Когда командир в течение суток четвертый раз услышал знакомый крик «Перископ!», он застонал и заорал:

— Доложить госпринадлежность подводной лодки!

— Товарищ командир, явно американская! — не смущаясь, ответил лейтенант.

— Как узнал?

— Ну, он такой… черный, с наконечником, напоминающим… вантуз для туалета!

— Понял! Так ты сантехник? — прохрипел Прокопыч. — Шел бы ты, зоркий сокол, на правый пеДорус через левый борт! И не забудь по дороге в ленинскую комнату заглянуть!

А через несколько суток лейтенант праздновал свой день рождения. В назначенное время после ужина раздался стук в его каюту. Немного выждав, политработник открыл дверь и увидел две традиционные бутылки «Токайского», стоящие у комингса. Принесший их замполит уже скрылся в темном коридоре. Шаги затихли — свет загорелся. Довольный вниманием лейтенант присел на койку и стал думать, кого пригласить «на нарды с кофе». Список был короткий: замполит и особист. Выбрал замполита после особиста и пригласил обоих по телефону. Через две минуты опять раздался стук в дверь. Открыв ее и желая увидеть еще одну бутылку, он увидел стоящий туалетный вантуз. На его ручке черной краской через трафарет было написано: «Собственность ВМС США. Хранить вечно».

Как долго потом наш командир искал украденный из его персонального гальюна вантуз, вспоминая сов и перископы в марксистско-ленинскую их душу!