Читать книгу - "Мешок историй. Трагикомическая жизнь российской глубинки - Александр Росков"

Как-то пришлось мне побывать в маленькой лешуконской деревушке. Екатерина называется. В ней было тогда всего-навсего семь домов. На самом бережку Мезени – дом деда Артемия Базарева. Его уж в живых не было, а внуки каждое лето приезжали сюда, как на дедушкину дачу, и часто добрым словом вспоминали Артемия Никитича, работящего да расторопного мужика.

А однажды рассказали такую историю.

Очень любил Артемий почаевничать. Идет с работы, еще за порог не переступит, а уже торопит:

– Старуха, наставляй самовар!

И так несколько раз на дню-то. Пообедает, отдохнет малость на полатях – и опять самовар пыхтит на столе.

Называл его дедушка ласково – пузанчиком. Потому что тот был похож на большой пузатый арбуз, только с ножками и с трубой.

Никитич священнодействовал за самоваром. Каким-то, лишь ему известным способом заваривал чай. Не торопясь доставал из баночки мелко-мелко наколотый сахар и начинал пить вприкуску, сладко причмокивая от удовольствия.

Сколько чашечек он выпивал – никто не считал. Но помнят, что по утрам бабушка Афимья всегда ставила в печь чугун с водой. И когда пузанчик осушался, Афимья выливала в него кипяток из чугуна. И Артемий продолжал чаепитие.

Уж пот льет ручьем, а он наливает чашку за чашкой. Летом взмокшую от пота рубаху вывешивал в распахнутое окно. И соседи непременно примечали:

– Артемий вон уж рубаху сушит. Не иначе как весь самовар одолел.

Долго служил дедушке пузанчик. Правда, не раз он страдал от оплошности хозяина. Сунет тот пылающую лучину в трубу, а воды-то залить забудет.

Спохватится, когда пузанчик раскалится до синевы и кран хлопнется на пол.

От горя такого спасал только сосед – паяльных дел мастер. Оловянные трубы портили вид пузанчика, но Артемий по-прежнему радовался, когда самовар стоял на столе и весело пел на все лады.

А однажды случился большой конфуз.

Поставил Никитич пузанчик на стол, отвернул кран, а вода побежала тонюсенькой струйкой. Из-за накипи, ясное дело.

Дед долго ковырял в кране и шилом, и проволокой. Потом решил продуть его. Обмотал тряпкой, чтобы не обжечься, и дунул изо всех сил. Кипяток выбросился через самоварную крышку. Артемий схватился за ошпаренный лоб. Что тут было! Дед ругал самовар самыми последними словами. Обзывал его бессовестным пузаном, болваном стоеросовым. И даже плюнул в него и назвал «старым стюлем» и «олухом царя небесного». Грозился, что больше близко не подойдет к нему, нахалу бесстыжему.

А Афимья со страху спряталась в комнате.

Мало-помалу дедушка успокоился. Афимья вышла из укрытия и сбегала в чулан, принесла ворвани^[3] и смазала дедушкин лоб. Говорят, топленый тюлений жир очень помогает от ожогов.

…Близился вечер. Артемий постукивал топором на повети. Афимья пребывала в нерешительности. Ведь время приближается к чаепитию, а будет ли дедко сегодня пить из своего пузанчика?

Но наконец, старушка осмелилась и, чуть приоткрыв дверь на поветь, робко спросила:

– Дедко, ставить ли самовар-то?

– Ставь, ставь. Куда, к водяному, денешься, – умиротворенно ответил дед.

И долго еще Артемий жил в большой дружбе с пузанчиком…

В. Соснин, г. Северодвинск