Читать книгу - "Древнерусская игра. Украшения строптивых - Арсений Миронов"

Забавный нюанс! Траян загородил вход в свою пещеру заклятием типа «Wall of Fire»[35]! Это нам знакомо. Сплошная стена плазмы — метров десять в толщину. Эдакий электрический гриль для незваных гостей. Ловко! Чувствуется рука мастера… Интересно, на что надеется Маринка?

Размышления были довольно грубо прерваны громом копыт и лязганьем стальной чешуи. Судя по мутно-серому щиту с жирным финифтяным пятном в центре, приближался господин Акундин.

— Приветствую вас, о Путник Без Пристанища, — вежливо сказал я.

— Как?! Великий баюн Штефан уже очнулся? — изумился всадник, качая изрубленным шлемом. (Вот сволочь! ударил по голове рукоятью меча и еще издевается.)

— Напрасно ты проснулся, — продребезжал голос из-под дырчатого забрала. — Возлюбленная Морена приказала выколоть тебе глаза. Лучше б ты спал. Со спящими получается быстрее.

Нормально? У меня просто нет слов.

Пока я бледнел и пускал пузыри, Акундин извлек из седельной сумки небольшой охотничий кинжал — корявый и тронутый ржавчиной.

— Будет немножко больно, — предупредил он. Стальной болван замешкался (выпустил поводья, уронил ножны и потерял стремя). Это спасло меня. С холодной ясностью я вдруг осознал, что происходящее — нелепо, несерьезно. Просто игра, мелькание виртуальных образов… А в любой игре главный герой неуязвим — по крайней мере на ранних фазах сюжета. Я настаиваю! Это золотое правило игротехники! Героя нельзя уродовать — как он будет очаровывать принцесс? Героя нельзя ослеплять — как он сможет потом «гневно блистать очами», «проницательно вглядываться», «таить улыбку во взгляде»?

Нечего бояться — напротив, нужно… атаковать! Злое спокойствие нахлынуло на психику. Раскаленный датчик харизмы на виртуальной консоли зазвенел, достигнув отметки +451. Я перевел взгляд на ржавый кинжал и презрительно сощурился:

— Слушай сюда, грязное чудовище без пристанища! Поначалу ты ничего не почувствуешь. Из моих холодных голубых глаз ударят лучи смертоносной радиации, они вонзятся тебе в гипофиз и прожгут две болезненные дырочки. Затем я произнесу краткое заклятие на чуждом языке, и ты удивишься, почему вдруг зазудело твое ожиревшее тело. Под сохнущей кожей заведутся небольшие, но очень прожорливые огненные червячки. Голодные и скользкие… Твоя левая рука внезапно хрустнет, отломится в локте и с неприятным мокрым звуком упадет на землю. Нет, она не останется лежать на месте. Быстро перебирая посиневшими пальцами, она будет бежать за тобой, припадая на подломленный мизинец и обиженно урча. Наконец, настигнув, радостно хлюпнет/высоко подпрыгнет и стиснет тебе горло. Пальцы будут сжиматься медленно. Сначала вылезут твои остекленевшие глаза, а потом…

— Ты поистине великий баюн, — восторженно прошептал седобородый слепец. Он слушал с видимым одобрением и даже изредка побрякивал струнами в такт моим словам.

— Попрошу не перебивать! — сухо сказал я. — Так вот, любезный Акундин! К вечеру твои уши скукожатся, и с тихим потрескиванием отслоится гниющий скальп. Сизый кончик языка высунется, подрагивая, из-под забрала… — Я покосился на остолбеневшего всадника и понял, что переборщил. Несчастный Акундин уронил кинжал и, кажется, медленно вываливался из седла. При этом он взирал на свою левую руку с таким ужасом, словно она уже приготовилась вцепиться ему в горло,

— Все это произойдет, если будешь плохо себя вести, — резюмировал я. — А теперь ступай. Иди и бойся.

— Не забывай: великий вебмастер все видит! — проорал я вослед удаляющемуся рыцарю и замолк, гордо держа голову, торчащую из пивного бочонка. Настоящий волшебник всегда может постоять за себя!

— Вот как надо песни слагать! — назидательно шептал меж тем старец на ухо розовощекому ученику. — Сразу видать вещего баюна: сказано круто, угрозисто, без сладких излишеств… А ты, Славию, растекаешься мыслию по древу. Мечешься, как шизый орел под облакы…

Парень слушал, уязвленно догрызая редьку. Лесная дорога вилась среди холмов, забираясь все выше — впереди громыхали железом всадники, изредка позванивал голос рога… Вдруг процессия остановилась, спереди донеслись крики: рыцари быстро спешивались, забегали оруженосцы.

— Все, кончился шлях! — меланхолически пояснил горбатый возница. — Отсель дорога только к дядьке Траяну, а он гостей-то не любит… Вона — по висячему мостику через пропасть — и прямо к нему в пещеру.

К телеге подлетело нечто суетливое, жужжа, как заведенный немецкий электровеник: барон Кульбитц фон Мракобрун черно-рыжей молнией выпрыгнул из клубов пыли.

— Форвертс! Шнеллер! — заорал, потрясая франкским мечом и разбрызгивая горячую слюну. — Ди боянен! Молшать! Слюшайт команда! Строиться колонна по три!

Слепые баюны неохотно сползли с телеги. Мне показалось, что худощавый Пустолей — мужик с окровавленной тряпкой на лице — едва стоит на ногах: розовощекому коллеге приходилось поддерживать его под локоть.

— Шайсен! Ферботен! Вертгегенштейндлихькайт! — проорал барон и на мгновение затих, моргая в моем направлении бледно-голубыми глазами. Видимо, он осознал, что пленник, посаженный в бочку, не в состоянии передвигаться самостоятельно. Я дружелюбно улыбнулся в ответ: возможно, рыжий германец додумается вытащить меня из проклятой тары. Зря надеялся.

— Айн-цвай, взяли! — взвигнул Кульбитц фон Мракобрун, подталкивая опешивших слепцов к бочонку. Увы — коллегам придется нести меня на руках…

Битый час колонна спешившихся латников, змеисто извиваясь по склону и жарко блестя доспехами, словно драконьей чешуей, взбиралась к вершинам Татраньского хребта. Стонущие от жары баюны несли меня на плечах, как умирающего генерала… бочка содрогалась, жутковато накрениваясь над пропастью. Внизу, в зубчатых теснинах шумно дышали горные потоки, цеплялись за скалы корявые деревца с обломанными ветвями. Еще ниже темной массой двигались буковые леса, нежно зеленели пастбища — отсюда до них не менее 1,5 тыс.м. Пять минут скоростного спуска. Достаточно один раз уронить мою бочку — и ее уж не догнать, нет-нет! Весело покатится, набирая обороты и подпрыгивая на валунах, вниз, в пропасть.

— Шнеллер! Швидче! Бистро! — повизгивал неутомимый барон, прыгая по камням. Вереница латников взобралась на самый хребет: врезало холодным ветром, с обеих сторон открылась гулкая сизо-зеленая пропасть, нервно дрожащая ртутными прожилками горных потоков. Наш караван, видимо, был почти у цели. Золотистый паланкин в голове процессии остановился: Маринка объявила минутный привал перед атакой. Ужас! Уже видна огромная пещера у седой растрескавшейся вершины…

Что-то вроде полуразрушенной крепостной стены отделяло наши боевые порядки от зияющей дырки в горе. Отсюда начиналась суровая иерархия грубых каменных плит, восходящих к холодному порогу пещеры: гранитные ступени высотой в полметра каждая. Несколько человеческих и конских скелетов демонстративно белели в расщелинах между плитами: из трещин торчали обломанные клинки и полусгнившие бунчуки неведомых полководцев.