Читать книгу - "Украинский легион - Сергей Чуев"

22 июля 1944 года части корпуса пробили брешь в кольце окружения близ Золочева меж сел Княжье и Ясиновцы. Четыре немецкие самоходки 8-й танковой дивизии вермахта пробились к осажденным. Украинцы вели боевые действия в составе частей Линдеманна, сдерживавших напор советских войск в районе Почапы — Белый Камень — Гологоры — Белзец — Скварява. Прорыв кольца первоначально составлял всего 150–200 метров, и постепенно немецкие войска «прогрызали» его все больше. «Ворота» во вне находились под постоянным обстрелом всех видов оружия противника. Советские танки курсировали по проходу вдоль и поперек, перепахивая гусеницами песок и расстреливая любого смельчака. Место прорыва имело сложный рельеф — близ железнодорожной ветки Бугск — Золочев природа создала непреодолимый рубеж — «берега» Подольских высот, уже занятые советскими частями, среди которых были и снайперы. При штурме этих высот погибли тысячи немецких военнослужащих от огня снайперов и артиллерийского обстрела. Тем же, кто занимал эти песчаные «берега», открывался прекрасный обзор нижележащей местности. При прорыве котла окруженные натолкнулись не только на самой природой созданные укрепления, но и на вполне рукотворные укрепрайоны. Такие опорные пункты советских войск состояли из небольших гарнизонов, усиленных 2–3 танками. В местечке Гологоры такой укрепрайон основательно потрепал прорывающихся — в ходе боя немцы потеряли здесь убитым своего командира корпуса.

В горячке отступления, когда части перемешивались друг с другом, людьми еще и руководил страх, постоянно подкрепляемый появлением тут и там советских танков, на прорыв шли группами и в одиночку. Такие группы формировались на скорую руку немецкими и украинскими офицерами СС и вермахта из того личного состава, что был в данную секунду рядом. На прорыв шли немцы и украинцы, казахи и русские из восточных подразделений. Прорваться к своим удалось немногим. Большинство смельчаков были убиты либо попали в плен. Не избежал этой участи и один из украинских артиллеристов дивизии «Галичина» Павло Грицак:

«…Сформировав роту, поручик выехал сдать команду кому-то из офицеров вермахта. Близ нас формировались немецкие роты, долгий хвост обоза также готовился к дороге. Когда батарея немецких полевых гаубиц открыла огонь, казалось, что ситуация не так уж и трагична.

Под вечер 22 июля 1944 года шла наша группа в числе приблизительно двух батальонов пехоты, без тяжелого оружия, лишь с поддержкой огня немецких батарей. Группа разместилась в трех линиях, последнюю из которых и заняли галичане. На нашем участке командовал оштуф Фридрихе, командир нашей второй батареи, наш единственный офицер из дивизиона. Таких групп вышло из Почап (и, по-видимому, не только из Почап) много, и дальнейшая судьба нашей группы типична для всех остальных.

Наша группа вступила в бой вечером 22 июля без больших трудностей, из села на запад от речки, что текла через Почапы. Настала ночь, большевистское сопротивление возросло, длинная линия пулеметной очереди прорезала ночь над селом. Одна из групп вырвалась вперед, и неизвестно, что с ней стало. Их, наверное, разбил огонь большевистских минометов, что в это время засыпал наше село. Часть группы, в которой был и я, закрепилась на краю села и связалась с несколькими ротами вермахта, что подошли из Почап. Утром 23 июля эта укрепленная группа пошла в прорыв. Галичан там была рота, наших офицеров не было. Немцы из нашей группы имели «панцерфауст» и «офенроры», пулеметов было очень мало. Группу проводил немецкий обер-лейтенант. Офицеров в группе было мало, и они держались друг друга.

Высыпавшись из села, группа россыпью ринулась вперед. Навстречу нам бил сумасшедший пулеметный огонь из ближайшего леска. Мы бежали через ямы с водой, над которыми стоял густой туман. Может быть, поэтому большевистский огонь был неприцельный. На вражеский огонь мы не отвечали. Немецкая батарея все еще пробивала нам путь.

По мере приближения к лесу огонь врага возрастал. К нему прибавился и минометный обстрел. Столбы воды из болота с мокрым песком вздымались в небо. Наши потери возрастали. Про убитых никто не думал. Приказов никто не отдавал. Всем было понятно, что поставлено на кон. Размах и решительность атаки заставляли большевиков покидать свои позиции близ леса и втянуться в село, в которое одновременно ворвались и мы. Довольно многочисленные «хиви», какие-то черные азиаты, верещали устрашающе. Ничем иным они не могли поддержать атаку, т. к. не имели оружия. Может быть, и к лучшему… Через несколько минут село было наше. Из подвалов и погребов показывались перепуганные люди. На хатах всюду выставлены образа святых. На столах вдоль дороги хлеб, молоко и сыр. Сила наступления была колоссальной. Оказывается, и близлежащее село в двух километрах от занятого нами буквально за несколько минут было нашим.

Большевистский обстрел усиливался. К пулеметному и минометному обстрелу присоединился и артиллерийский, довольно сильный, огонь. Село горело, люди бросились под обстрелом спасать свое добро. Появились советские самолеты-разведчики. Стало очевидным, что высшее командование противника заинтересовалось нашим прорывом. Второе село, как я уже говорил, большевики не обороняли, и наш прорыв на нем выдохся. Наши сильно поредевшие цепи ворвались в село и — неожиданно для себя — не встретили отпора. Удивление было велико.

Недолго царило спокойствие. Вместо пехоты, что до сей минуты отбивала наше наступление, появились 7 танков. Они начали рейдировать по селу туда-сюда, разрушая все на своем пути. Нас же не было и батальона. Немцы, старые вояки с Восточного фронта, и те признавались, что такого пекла еще не видели.

Некоторые отчаянные немецкие головы с панцерфаустами пошли спасать ситуацию. Вскоре один танк загорелся и остановился, а другой — экипаж покинул сам. Не имея поддержки пехоты, танки повернули, тогда мы пошли за ними и скоро вышли на околицу села. Ситуация складывалась так: мы на краю села, перед нами на протяжении 300 метров луг. За лугом — железнодорожная насыпь, за насыпью — гора, покрытая лесом. Между насыпью и лесом еще свободное пространство. На нем как на ладони видны две роты советской пехоты и пять танков, что вышли из села.

Короткая передышка — и все, что живое, рвет в последний, как оказалось, прорыв. Наша батарея все еще здесь в тылу и помогает нам огнем довольно прицельным. Бежим через луг. На нас сыплется ливень огня и железа. Это бьют 75-мм и 125-мм орудия советских танков «КВ-II» и «Т-34». Теперь понял, что значит выражение «Люди мрут, как мухи». Вскоре добегаем до железнодорожной насыпи. Я никогда не думал, что 300 метров — это так далеко. Залегаем перед насыпью. Перед нами откос метров 50, а на другой его стороне лежат красноармейцы. Их меньше, чем нас, хотя нас не больше 300. Но 5 танков…

Слышим грохот гусениц, и пять танков выезжают на насыпь. Лежим ничком близ стальных рычащих гробов. А они не стреляют, т. к. мы в мертвом пространстве. Зато дружно палит советская пехота из пулеметов, автоматов и винтовок.

«Проклятье, все назад!» — ревет близлежащий майор вермахта. Из его рта течет кровь. Душа прорыва, но и он лишь человек. Через секунду лежит уже недвижимый. У нас все, кто еще живы (а их уже. совсем мало), катятся назад. Большевики стреляют густо, град железа летит нам вслед. С насыпи ведут огонь шрапнелью танки — знают, что теперь их добыча от них никуда не уйдет. Хорошая тренировка для вражеских танкистов — мы от них в 100–150 метрах и бежим во все лопатки к селу.