Читать книгу - "Опрокинутый рейд - Аскольд Шейкин"

• • •

«На Дону плохо запятая и казаки пойдут освобождать свои станицы точка Мамонтов».

Эту радиограмму вручили Деникину в тот же день, 12 сентября, около семи часов утра. Он был уже в своем кабинете, туда ее и принес ему лично начальник его штаба Романовский.

Вот разговор, который тогда у них состоялся.

Романовский:

— Увы, но продолжение следует, Антон Иванович. Я проверил: в этот раз и от них дано шифром.

Деникин:

— Крайняя, недопустимая наглость. Но всему бывает предел. Отстранить от командования. Немедленно. После расследования изгнать с позором. Иначе во что мы все превращаемся? Типичный случай ослушания одного из частных начальников, когда ничто не может компенсировать тяжкого урона, нанесенного дисциплине. Гибель для армии.

Романовский:

— Согласен с вами вполне. Оправданий нет даже в том случае, если корпусом занят Воронеж.

Деникин:

— Где доказательства? Вчерашнее радио? Нов сегодняшнем ни слова о Воронеже. Напротив: «Казаки пойдут освобождать свои станицы». От кого, простите? Что им сейчас угрожает помимо рекламных статеек об этом Мамонтове как о новоявленном военном гении? Мне вчера показывали публикации в донских газетах. Впечатление такое, будто он их всех там купил обещанием большевистских сокровищ. Возмутительно.

Совершенно недопустимо. Подготовьте приказ. Корпус передать Постовскому. Романовский:

— Вместо выхода в тыл Лискинской группе — Тамбов, Козлов, Елец. Деникин:

— А решение в самом начале похода бросить обоз? Романовский:

— Ныне он это не афиширует. Деникин:

— Еще бы! Так ему, чего доброго, удастся войти в историю: командир одного из самых блистательных рейдов.

Романовский:

— А в действительности… Деникин:

— И новый отказ! Ну а то, что он отправил в тыл радио? Помните, тогда же, в начале похода. Заранее готовил себе бесконтрольность… Итак, корпус — Постовскому. Пока временным. Пусть двинет его на Старый Оскол. Пояснить: фланговый удар стратегической важности в поддержку Добровольческой армии. Доверительно сообщите: справится — получит окончательно корпус и генерал-лейтенантство.

Романовский:

— Антон Иванович, на этих днях Нератов не говорил с вами о Мамонтове? Деникин:

— Нератов? Простите, Иван Павлович, при чем тут его иностранная кухня?

Романовский:

— Ему удалось приватно ознакомиться с одним документом. Донесение зарубежного резидента, который с первых дней похода этого генерала пребывает в частях корпуса. Шло сюда, в Таганрог, в одну из союзных миссий. А резидент и сейчас еще там. Бесстрашная личность.

Деникин:

— И какое же государство он собой представляет? Романовский:

— Нератов не называл. Для него, впрочем, все западные страны как бы одно лицо. Цивилизация в целом. Но круги за спиной этого господина весьма влиятельные. Акцент на таком обстоятельстве был сделан… Так вот, в его донесении излагается очень интересный взгляд на задачи и всю историю рейда.

Деникин:

— Уже есть история? Романовский:

— Мамонтов, утверждает этот резидент, делает великое дело, и главная польза рейда, по его мнению, в том, что ускоренно, так сказать, проигрываются все возможные варианты установления демократической власти в России. В Тамбове — стихийный. В том смысле, что власть формируется без руководства сверху лишь под влиянием стихийных потребностей общества. В Козлове — добротное восстановление привычных для российского обывателя правопорядков. В Ельце-то же самое, но под прикрытием более близкой текущему моменту терминологии.

Деникин:

— И какой же из вариантов этот резидент признает наилучшим? Романовский:

— Высказывается в пользу козловского. Называет классическим, категорически утверждает, что он будет принят народом.

Деникин:

— Еще бы! Мы тоже идем этим путем. Классический! Я согласен. Романовский:

— Вне всяких сомнений. Деникин:

— Однако позвольте — Козлов? Там сейчас… Романовский:

— Еще одно доказательство, что при неспособности командира можно загубить даже самое удачное дело.

Деникин:

— Удивительно, что Мамонтов удержался от желания испробовать и такой вариант: попытаться сплотить всех под лозунгом «Да здравствует Учредительное собрание!»

Романовский:

— До этого он не дошел. И не дойдет. Среди казачества такой лозунг не популярен. Для него это было бы изменой самому себе. Хитрость за гранью подлости. Думаю, на такое он не способен. Все же, как-никак, кадровый офицер. Николаевец.

Деникин:

— Но — Нератов! Что его так заинтересовало? Романовский:

— Собственно, лишь одно. Он полагает, что в результате суждений этого резидента шансы Мамонтова в определенных западных кругах сейчас весьма высоки. Так что любые меры взыскания в отношении его едва ли там будут поняты. Приобрел в некотором смысле, как говорится, служебный иммунитет.

Деникин:

— Но в чем все-таки польза? Если Мамонтов по своей непроходимой глупости в глазах населения даже одной только Тамбовской губернии скомпрометировал классический, как полагает тот же резидент, вариант установления законной власти, то и этим он уже принес белому делу в тысячу раз больше вреда, чем кто бы то ни было. Или что? Он сознательно взялся доказать, что принцип, который, замечу, и мне представляется наиболее подходящим, вообще не может быть принят Россией? Романовский:

— Следует ли так переоценивать его способности? Деникин:

— Но вы правы. Трогать этого авантюриста пока не стоит. Романовский:

— Прав не я. Прав Нератов. Я же считаю, что следует срочно вызвать сюда начальника штаба корпуса. Истинная картина. Узнать ее.

Деникин:

— Да-да. Самое правильное. Так мы пока и решим.

• • •

В Рождественскую Хаву, в экономию, Павлуша возвратился в двенадцатом часу дня. Адъютант ввел его в мамонтовский кабинет. Павлуша подал листок с радиограммой. Смотрел сурово. Повзрослел, похудел за эти часы. От ветра запеклись губы. Под глазами легла синева. Впрочем, за последние сутки одной скачки выпало ему на долю более ста двадцати верст.

— Как? — Мамонтов возмущенно вырвал листок из руки Павлуши. — Еще одно радио? Опять? Кто вас просил? Идите!

«Что там?»- думал он, вглядываясь в столбцы цифр.

Он не сомневался: в его руке — распоряжение сдать корпус. За столь прямое неподчинение меньшего не полагалось. Но кому принимать командование? Калиновскому? Бумажная душа. Казаки не про него. Попову? Щепка в проруби. Завалил наступление на Раненбург. Уж если сам он ничего не может поделать с полками, то Попова они вообще не поставят и в грош. Кучеров? Заурядная бездарь.