Читать книгу - "Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера - Николай Ляшенко"

Беседуя со мной, подполковник Коровенков почему-то морщил нос, то и дело оглядывался по сторонам и время от времени к чему-то принюхивался. Он был некурящий, и обоняние у него было развито. Я же, замечая его беспокойство, совершенно ничего не ощущал. Наконец он встал и, глубоко потянув носом в себя воздух, произнес:

— Что за комедия? Откуда это у нас тянет конским потом?

Понюхав свои руки и висевшую на вешалке плащ-палатку, я покраснел до ушей и вынужден был сознаться, что виновником неприятного запаха следует считать меня, и тут же коротко рассказал историю неожиданной ночной встречи с лошадьми в тылу полка.

Слушая мой рассказ, командир и его заместитель по политической части хохотали до слез.

— Так, — говоришь, — лошади устроили тебе довольно теплый прием? — потешался Коровенков. — Ну, брат, считай, тебе повезло, что не встретился с нашей пегой кобылой, на которую ездовой жалуется чуть не каждый день — изорвала на нем зубами уже две шинели, а на днях оторвала последнее ухо шапки-ушанки. Вот бы ты попался ей ночью. Она бы разделала тебя под орех, — и снова по-детски захохотал.

— Да, хорошо же вам смеяться, — отшучивался я, — интересно бы на вас посмотреть, какой вы имели вид, оказавшись в моем положении.

Тем временем ординарец подал чай. Я вышел из блиндажа, снял обмотки с колен, нащупал в темноте рукомойник под густой елью и тщательно вымыл руки с мылом. Темнота по-прежнему висела черным ковром. Дождь почти перестал, лишь изредка проносился мелкой моросью. С юго-востока временами начал подувать небольшой ветерок, играя темными вершинами леса. Вздрагивая, деревья сбрасывали с себя мириады капель, обдавая ими всех, кто пытался под ними укрыться. Повара и старшины по-прежнему хлопотали возле кухонь и повозок. Огнем из открытых дверок котлов все так же освещался небольшой дворик, образованный из подвод и самих кухонь. Разносчики пищи уже заканчивали приемку, торопливо завинчивали термосы, прочно завязывали вещевые мешки, доверху набитые хлебом, солью, сахаром, маслом, водкой, консервами и прочей снедью.

За чаем я постепенно осмотрелся в блиндаже. Он был разделен на три части: приемную и две спальни. Пол и стены ошелеваны[15], потолок подшит фанерой. Было сухо, чисто, тепло и уютно. На столе, за которым мы сидели, стояла настольная электрическая лампа с зеленым абажуром, ярко освещая поверхность стола, покрытого плотным голубым листом бумаги. Отраженный голубоватый свет мягко заливал всю приемную. Фронтовой быт заметно хорошел.

Проверка ротных парторганизаций

Позавтракав и поблагодарив гостеприимных хозяев, я быстро оделся и вместе с группой разносчиков отправился на передовую. Под утро ветер начал усиливаться, разрывая черные тучи на клочья, в просветах стали появляться звезды, и темнота стала меняться, преображаясь в светлую серую мглу. Заблестели многочисленные после дождя лужи. Лишь оставшийся позади лес стоял неприютной темной стеной.

Выйдя из леса, мы некоторое время шли открытым полем. Потом спустились в овраг, который становился тем шире и глубже, чем ближе подходил к Волхову. Из этого оврага ход сообщения вел к передовой линии, в гору, и вода минувшего дождя еще текла по нему бурным потоком нам навстречу.

Шлепая по воде, часто оскальзываясь, мы молча двигались один за другим, как хунхузы[16]в горном ущелье; дно хода сообщения было настолько скользким, что не упасть здесь мог только искусный эквилибрист, мы же, поскальзываясь, хватались за глинистые обочины, и руки наши были почти до локтей в глине, а пальцы слепило холодной, липкой грязью.

В пять часов утра мы уже были в 3-й роте 2-го батальона. Из окопов и огневых точек солдаты выплескивали воду. Над блиндажами медленно вился сизый дымок. Там поочередно отдыхали и обсушивались сменявшиеся с дежурства бойцы. На передовой стояла тишина. Солдаты, кажется, уже по привычке, переговаривались вполголоса, ведь до окопов противника здесь не далее сорока — пятидесяти метров. Вообще же, немцы теперь занимали в Киришах очень маленький плацдарм — вокруг моста и химкомбината. Но как же они загородились!! В два ряда лежала «спираль Бруно», за ней — рогатки с колючей проволокой, затем МЗП, а у самых окопов возвышался густо перевитый колючей проволокой забор.

К тому же все это расстояние до предела было насыщено разного рода минами и «сюрпризами». Впереди наших окопов я не заметил никаких заграждений, что давало гитлеровцам возможность делать ночные вылазки.

Беседуя на эту тему с солдатами и офицерами, я замечал на их лицах эдакую легкую ироническую улыбку:

— Да где уж им вылазить?! Боятся, как бы мы к ним не полезли! Вон как обгородились, видали? Третий месяц здесь сидим, а что-то не замечали, чтоб немцы к нам лазили.

— Наоборот, наши разведчики иногда лазят к ним, да тоже без толку, — возражали мне собеседники.

Эта самоуверенность, даже бахвальство очень мне не понравились, и я резко изменил тон и саму тему беседы.

— Беспечность на войне — величайшее зло, а зазнайство — недопустимый порок. Вы стали забывать, какого жестокого, хитрого, коварного и вероломного врага перед собой имеете, — упрекал я солдат и тут же рассказал, к чему привела подобная же беспечность, допущенная на плацдарме за Волховом летом 1942 года, в результате которой могла погибнуть вся рота, если бы не отважный поступок молодого солдата Шарапова. И заключил: — Никогда не кладите врагу пальцы в рот, обязательно откусит.

Только опираясь на живые и многим известные факты из фронтовой действительности, удалось несколько поколебать эту недопустимую беспечность. Солдаты мало-помалу стали осознавать свою ошибку и, соглашаясь со мною, давали обещание исправить ее, повысить бдительность. Тема повышения бдительности и боевой активности стала затем ядром большого разговора на собраниях ротных партийных и комсомольских организаций.

Численность стоявших в обороне рот была небольшой. Да, собственно, большому числу людей здесь и делать было нечего.

На нашем фронте в течение 1942 и 1943 годов фашистам приходилось только обороняться. Начиная с прорыва блокады Ленинграда у Синявина, их повсюду теснили. Лишь в редких случаях, на отдельных участках они пытались улучшить свои позиции, но и тут успеха не имели. Сейчас же гитлеровцы вели себя довольно мирно и старались ничем нас не огорчать.

Основные события в это время по-прежнему разыгрывались на юго-востоке страны, в районе Орджоникидзе — Грозный и под Сталинградом. Здесь шла величайшая битва, исход которой трудно было предсказать.

Самые упорные и кровопролитные бои шли теперь на улицах Сталинграда. Ни о каких тактических и стратегических планах Верховного Главнокомандования нам тогда, разумеется, ничего не было известно. А именно об этом нас и забрасывали повсюду вопросами.