Читать книгу - "Дороги товарищей - Виктор Николаевич Логинов"

отказывайся, я понимаю. Милая Соня! Мне тоже страшно! Когда я подумаю, что в городском сквере будет разгуливать наглый чужеземец, сердце у меня леденеет. Я вчера лежала и думала: вдруг никто меня не посадит в вагон, не увезет в Ташкент, а останусь я в Чесменске, и придут фашисты, и схватят меня, как комсомолку, и будут пытать страшными, мучительными пытками. Когда я подумала обо всем этом, меня охватил ужас. Но я была неумолима, я шептала и приказывала себе: иди, иди! Ты — комсомолка, русская, а они — подлые захватчики, — ты сильнее их! И если бы я на самом деле шла со связанными руками навстречу этим бандитам, я победила бы! Но этот миг ощущения своего душевного превосходства над выродками — придет ли он ко мне в минуту действительной, невыдуманной опасности? Только тебе и никому больше — я говорю это, милая Соня!

Женя вздрогнула и крепче прежнего прижалась пылающей щекой к груди подруги.

— Если бы у меня была такая душа, как у тебя! — горячо откликнулась взволнованная Соня. — Тебе суждено летать, как орлу, высоко-высоко в синем небе! — Соня вздохнула. — Я сейчас довольна, что Аркадия пока не взяли в армию, а в душе, где-то в самом больном и нежном уголке, точит какой-то червячок: стыдись, ведь война, ты должна гордиться, что твой… твой любимый на фронте… А я не могу! Но я смогу, — после короткого молчания более твердо продолжала Соня. — Пусть мне не суждено взвиться в заоблачную высь, но над землей я поднимусь!

— О какой выси ты говоришь, Соня?

— О выси подвига. Ты способна на подвиг! Ты — удивительная, а я простая, обыкновенная…

— Скромница! — воскликнула Женя и расцеловала подругу. — Я завидую тебе, а ты, оказывается, завидуешь мне. Ох! — вдруг вскрикнула она. — Скоро ребята и девушки придут, а у нас в комнате черепки насыпаны…

Неистребимая, неунывающая юность! Так широка душа в эти светлые годы, так много чувств кипит в это время в сердце, что ты в одно и то же время готова и отдаваться любви, и жертвовать собой, и совершать подвиги, и плакать от горя, и смеяться от радости!..

— Где же Аркадий? — собрав осколки, спросила Женя.

— Разве он непременно должен быть здесь? — смутилась Соня.

— Да я бы его от себя никуда не пустила! Скажи, — лукаво подмигнула Женя подруге, — он… поцеловал тебя хоть раз?

— Чш-ш, Женька, замолчи! — краснея до ушей, зашептала Соня. — Кто-то идет!

Послышался громкий, уверенный стук, и почти тотчас же в дверях показался Вадим Сторман в полосатой матросской тельняшке. За ним вошел в своей неизменной бордовой тюбетейке Коля Шатило.

— Милые мои одноклассницы! — переступив порог, приветствовал девушек Вадим. — Везет мне: куда бы я ни пошел, в какие бы двери ни постучался — везде встречает меня нежная половина рода человеческого!

— Здравствуй, моряк с разбитого корыта! — смеясь, воскликнула Женя.

Сторман обернулся к своему приятелю.

— Я же тебе говорил, Коля, что они не нас мечтали видеть! Ты только посмотри на эту постную физиономию!

Вадим с лукавой улыбкой указал на Женю.

Соня подняла палец и прислушалась.

— Идут Саша и Аркадий! Цицерон, будь паинькой! Давайте встретим их хоровым приветствием!

Все быстро вскочили со своих мест.

— Можно войти? — раздался за дверями взволнованный голос.

Девушки недоуменно переглянулись.

Сначала вошел Щукин, а за ним как-то боком, неловко потупив голову, показался Костик Павловский. Он беглым взглядом окинул комнату и, заметив Женю, радостно улыбнулся ей.

— А-а! Многоуважаемый эстет! — приветствовал его Сторман, стаскивая с головы кепку и галантно раскланиваясь. — При виде вашей физиономии меня охватывают волнующие чувства, которые хочется выразить так: дорогу, люди, движется шикарное детище человечества!

— Женя! — воскликнул Костик, не обращая внимания на высокопарно-насмешливую тираду Вадима. — Как я рад тебя видеть!

Лицо у Жени стало холодным. Павловский растерянно оглянулся и смущенно заговорил:

— Здравствуйте, товарищи! Здравствуй, Коля! Здравствуй, Сонечка! Ты похорошела. А я пришел к старым друзьям. Вот привел меня Борис… Вы простите меня — и ты, Женя, и ты, Соня, и вы, Вадим и Коля! Я был неправ тогда… Очень неправ и…

Павловский растерянно замолчал.

— Ну, что же мы все стоим, как статуи! — спохватилась Соня. — Садитесь! Хотите печенья? Сейчас будет готов чай! Да садитесь же! Женя, Вадим, Боря, Николай и ты, Костик…

Костик присел на диван рядом с Женей.

— Ты даже не простилась со мной, когда уходила, — жалобно сказал он.

— Не привыкай смолоду глядеть на людей с высоты своей колокольни! — резко ответила Женя, заглушая в себе чувство жалости к Павловскому.

— Я так мучился из-за этого… Надеюсь, что ты простишь меня…

— Ты думай не обо мне, а о товарищах: простят ли тебя они?

— Для меня ты и они — одно и то же… Простила бы ты, — прошептал Павловский.

— Ты не изменился, Костик.

— Он не изменился? — вмешался в разговор Вадим. — Ого, брат! Он изменился, еще как! Полтонны спеси сбито.

Сторман с подчеркнутой фамильярностью похлопал Павловского по плечу.

— Ты все шутишь, Вадим? — невесело улыбнулся Костик.

— Да, я все шучу, а вот ты, к сожалению, не шутишь, — колко проговорил Сторман и с распростертыми объятиями пошел навстречу входящему в комнату Гречинскому. — Милая личность, курносое сокровище десятого «А»! Здравствуй, мой дорогой, здравствуй, чертяка длинный!

— Ребята, ешьте печенье! — угощала Соня, ставя на стол тарелку, полную фигурного печенья и белых обливных пряников. — Здравствуй, Левочка! Присаживайся к столу! Коля, подвинь ему стул. Женя, пересядь сюда! А ну — за работу!

— Эх, аппетита нет! — потирая руки, сокрушенно сказал Вадим. — А небось Аркадию припрятала самое вкусное: знаем мы этих влюбленных амазонок! Впрочем, многоточие, как говорит Золотарев. Коля, Левка, на вас вся надежда: девушкам лишняя сладость вредна, а Павловский предпочитает глядеть голодными глазами на Женю.

Костик пожал плечами.

— К сожалению, у меня нет аппетита.

— Вот, вот я и говорю: аппетита нет. Ну-ка — р-раз! Ну-ка — второй раз! — приговаривал Сторман, атакуя тарелку с печеньем.

Вошел Золотарев, а с ним розовощекая Шурочка.

— А я вас не только догнал, но и перегнал, — насмешливо заметил Борис.

Шурочка поздоровалась с ребятами, а Золотарев, ошеломленный присутствием Павловского, неподвижно стоял около двери. Озадаченно сдвинув густые черные брови, он хмуро поглядывал на Костика.

— Дорогой друг Семен! Не застрял ли у вас в горле ненароком проглоченный метр? — ласково осведомился у него Вадим. — Шагните три шага вперед и протяните для пожатия свою честную десницу.

Семен поздоровался с девушками, подал руку Вадиму, Борису, Коле и Гречинскому.

— Почему же вы обходите сего гениального субъекта? — указывая на Павловского, спросил Сторман.

— Мы не