Читать книгу - "Штурм Бахмута, позывной «Констебль» - Константин Луговой"

Когда он рассказывал мне это, он переживал и как будто хотел, чтобы я понимал, что ему тут тоже не просто, хоть он и не на передовой. И я понимал и чувствовал вместе с ним эмоциональный коктейль из страха и злости. «Сезам» делал для нашего подразделения не меньше остальных. Он был одной из частей фундамента, на котором держалась остальная конструкция. Человеком, на чьих хозяйственных талантах держалась доставка.

— Сидишь и ждешь, когда притащат. Раньше же пешком все, чтобы не раструсить. Потом мы нашли «квадрик».

Механиков вот недавно нашел нормальных. Начал потихоньку рукастых собирать. Первый «квадрик» отогнал. Маленький тракторенок сделали. Потом два мотоцикла отогнал на эвакуацию. А сейчас вот сделали два больших трактора!

— Теперь точно будет полегче, чем в тот день, когда танк нас разобрал, — вспоминал я. — Там же тридцать «триста» и шесть «двести» было.

— Это был полный бардак! А самое интересное че? Я же не медик! Хер его знает, правильно их там перебинтовали или нет. Помню, учили, что, главное, это артерии перетянуть. Загрузили их и говорят: «Топи!». Ну я понял для себя: «Похер, что орет. Орет — значит живой. Да, больно. Потерпи браток.

Зато выживешь».

«Сезам» задумался.

— Страшно было. Очень. Я же и «Моряка» потом забирал вместе со всеми — с разведчиками нашими из группы «Серебрухи». Там целая машина была «двухсотых». Я этим, кто привез их, говорю: «Открой. Там мой близкий где-то». Там двое наших еще было: «Фармацевт» и молодой один. Хороший такой парнишка. Я «Моряка» там искал, искал и смотрю, он… — «Сезам» запнулся, — лежит. Глаза открыты. Хер знает почему.

Я ему их закрываю, а они открываются. «Жека, задолбал ты, — говорю, — закрой глаза!». Я ему закрываю их, а он опять открывает… Не знаю, че такое. Плохо было. Мы вместе все записались втроем — «Матрос» и «Банур». Дружили мы.

Он опять грустно посмотрел на меня.

— Плохо было. Когда не знаешь «двухсотого» — легче.

А после этого уже похер все стало. И «Банура» тоже жалко.

На данный момент работа эвакуации и доставки до завода была более-менее налажена. Самой большой проблемой были колеса. Все дороги были усеяны осколками и бытовым мусором. Колеса пробивались чуть ли не ежедневно, а взять новых нам было негде. Наши умельцы клеили старые покрышки любыми подручными средствами, поэтому наш автопарк был похож на дорожный транспорт острова свободы, Кубы, где машины не менялись с шестидесятых годов прошлого века.

«Пидары»

Я спустился в подвал и приземлился у печки. Есть я не хотел, а кофе с хорошей сигаретой выпил с удовольствием. Трофейные сигареты «Compliment» мне недавно передал «Айболит». За распитием кофе мы, как обычно, обменивались ничего не значащими фразами с «Басом», «Куском» и другими бойцами из РВ, которые были здесь. Поговорить удавалось урывками, так как «Кусок» и «Бас» постоянно работали на рации, координируя работу своих эвакуационных групп.

— Вчера, кстати, у нас вышел спор сексуального характера, — с улыбкой заявил «Бас». — «Кусок» вон не даст соврать.

— со мной? — испугался «Кусок», ожидая какой-то подставы со стороны пацанов.

— Так ты же его и начал, — напирал на него «Бас». — С хохлами пленными кто разбирался?

— Ни фига себе у вас тут жизнь интересная! Что тут происходит? — встрял я в разговор.

— РВшники вчера притащили двух пленных, «Беда» позвал меня, — кивнул он в сторону бойца, сидевшего справа от меня, — говорит: «Пошли, допросим их». Мы с ними там разговорились. Я даже не знаю, заблудились они там, что ли. Как они попали, двое барбосов этих?

— А! Вон ты про что! — обрадовался «Кусок», что с ним просто шутят. «Кусок», как старый сиделец, всегда был немного «на измене» и постоянно переживал, что его хотят подставить.

— Мы пока их допрашивали, они поняли, что резать на куски их не будут. Убивать тоже. Допросят, да и отправят дальше на фильтрацию. И тут этот, — «Бас» кивнул в сторону довольного «Куска», — их и спрашивает, как они нас называют. Те давай ломаться как девочки-восьмиклассницы.

— Я им и говорю: «Давай говори правду. Ничего не будет!», — влез в рассказ «Кусок». — Хохол этот стал переживать: мол, вы же не расстроитесь? Мы ему пояснили, что мы не из тех, кто расстраивается из-за слов. Ну он и говорит: «Мы вас пидорами называем». Тут «Бас» влез в базар.

— Ага. Я говорю: «Стоп! Это плагиат! Это мы вас пидорами называем. Вам нужно придумать что-то другое! Вы чего пидоров не любите? Они же вам всем миром помогают: и Европа, и Штаты. Для вас это слово должно быть не оскорбление, а вазелин на душу». Поржали, короче, с ними, и их увели дальше. Такие дела. Хмм… Пидоры.

Постепенно все разошлись, и мы остались с «Басом» одни. Я стал его расспрашивать про дела в его хозяйстве и про взаимодействие с соседями.

— Да нормально все. РВшники в большинстве своем неплохие ребята. Есть, конечно, некоторые, которым бы я в печень дал, но в основном серьезные бойцы. Особенно вот этот, что тут сидел, — «Беда». Они же создавались как разведка. Типа лучшие из лучших! Элита! И командир их, «Конг», отличный мужик. Ты же сам видел: он еще с Попасной ими командует. Без отпусков, как мне сказали, воюет.

— Да. Серьезный командир.

— Мы же с «Максом» тогда хотели или к тебе, или к ним ухо дить от этого… прости Господи. Я у них тут кое-какие боеприпасы беру по дружбе. А что им? Они же по домам в Опытном идут. И снабжение у них получше нашего. Там, видимо, их глав ный с нашим самым главным в друзьях. У них и «трубы» какие хочешь, и мины на выбор.

— У нас уже тоже кое-что появилось, — заметил я. — А остальное, ты нам поможешь у них выменять.

— У них и теплаки и «ночники». Все, что захватили, — все их. Для работы. Используй — не хочу. А мы все в штаб тащим.

А они уже там решают, дать нам назад или не дать.

«Бас» так искренне возмущался несправедливости этой ситуации, что становилось грустно и хотелось поддержать его, чтобы он не рвал себе душу.

— Да Бог его знает, когда вы посчитаете нужным дать мне этот теплак, если хохлы вот прямо рядом. Я вот выходил, когда с Вальком… Я их слышу, но не вижу. Они были вот в этом саду — понятно, что у них там что-то нарыто было. Из-за деревьев их и не видно совсем. Но в темноте,