Читать книгу - "Неотмазанные. Они умирали первыми - Сергей Аксу"

Как-то принесли приглашение от военкомата. Приглашали на встречу участников войн в городской кинотеатр «Россия». Ромка думал, что разговор пойдет о реабилитации, о льготах. Оказалось, местная администрация провела очередное мероприятие для «галочки». Собрала стареньких ветеранов, «афганцев» да молодых парней, вернувшихся из Чечни. Преемственность поколений, так сказать, показать. Бодро делились воспоминаниями словоохотливые седенькие ветераны ВОВ. Были: чай с печеньем, небольшой концерт. Ромке Самурскому, полгода оттрубившему в Чечне, вспоминать свою войну не хотелось. Да и, его другу тоже. Была гнетущая тоска. Выйдя из кинотеатра, они прямиком отправились в ближайшую забегаловку на углу.

Ромка был какой-то пришибленный, сам не свой. В последнее время с ним что-то творилось неладное.

— Гляжу иной раз на седых ветеранов, и мысль у меня в башке свербит, — вдруг прорвало его. — Покоя не дает. А ведь, многие из вас, дорогие ветераны и пороха-то и не нюхали вовсе. Кто расстрельными делами занимался да лагеря с репрессированными охранял? Ведь в частях НКВД до черта служило в те времена. И ни одна сука ведь не призналась, что мол, да служил, мол охранял, мол приводил приговор над «врагами народа» в исполнение. Ни один не покаялся. Такое впечатление, что это были инопланетяне. В один миг вдруг, бац! И растворились. Исчезли. Как будто их и не было в помине.

— Ром, не трави душу, хрен с ними, — вяло отозвался Димка, разливая по стаканам водку. — Там, на верху, за все спросится! От ответа, уж поверь, ни кто не отвертится!

— Помню, капитан Шилов, наш ротный, как-то про своего деда рассказывал. Говорит, дедок поддал прилично после парада на девятое мая, расчувствовался, разоткровеничался, стал плакаться в жилетку, что двух наших солдат положил из «дегтяря». Рассказывает, что две атаки прорвавшихся немцев отбили, сидят в окопе, мандраж всех бьет. И тут, вдруг слева кто-то прет, ну и дал очередь, не раздумывая. А это, оказывается, наши в наступление пошли. Ну и двух бойцов в этой неразберихе и завалил. Во как!

— Такое на войне сплошь и рядом! — Димка подвинул тарелку с бутербродами. — Всякое бывает в пылу боя.

— Теперь, бедный дедок всю жизнь страдает.

— Еще бы! Такой груз на душе лежит.

— Не забыть ему этого никогда, такое не забывается, — сказал бледный Роман.

— Я тоже не могу забыть той высоты. Как сейчас вижу Ваню Тимофеева с животом набитым гильзами, — поделился своими переживаниями Коротков. — Вот стоит перед глазами. Ничего не могу с собой поделать. Вот только глаза закрою, он опять передо мной. Понимаешь, постоянно.

Димка, тяжело вздохнув, извлек из внутреннего кармана пиджака затертое письмо.

— Вот все, что от него осталось. Подобрал, когда полз. Как память берегу. Хотел матери передать, да не успел: умерла тетя Валя. Месяц лишь протянула после известия о гибели сына.

Он бережно развернул ветхий тетрадный листок в клеточку с оборванным бурым краем и стал читать:

«… огая мамочка! Наконец-то выдалась свободная минутка написать тебе письмо. Только ты, ради бога, не волнуйся! У нас здесь спокойно».

— Спокойно. Если не считать, что каждую ночь обстреливали, — буркнул Димка и продолжил чтение.

«Ты прости меня, дурака, что я тебе целый год не писал. Ты же помнишь, как у нас с тобой конфликт из-за моей девушки произошел. Теперь ты ее знаешь. Сама увидела, какой это прекрасный и милый человечек. Я рад, что ты подружилась с Иришкой. С нетерпеньем считаю дни, через 18 — долгожданный дембель. Сегодняшний я уже зачеркнул в своем календарике. Скоро приеду и обниму вас обеих. Вы у меня замечательные. Я здесь, мамулечка, многое передумал за это время и твердо решил, что когда вернусь, буду поступать в литературный институт. Да и ребята советуют, им нравятся истории, которые я сочиняю».

— Это точно! Сочинял он здорово. Истории у него классные выходили, заслушаешься, — сказал Димка.

«Ну, а если не поступлю, пойду в пед. Буду, как и ты, учителем литературы. За эти полтора года я столько видел-перевидел, что очень хочется все об этом написать. Вчера я получил от тебя, наконец-то, долгожданное письмо. Из Ханкалы привез почту Саша Малецкий, из-за маленького роста, у нас его все кличут Мальком. Он сирота, его родители погибли в автокатастрофе. И вот уже 4 года — воспитанник нашего полка. Ребята в роте мировые. Макс, Максим Шестопал, из-под Рязани, с родины Есенина. Самый, наверное, шустрый и заводной из нас. Любит поприкалываться. Розыгрыши — это его любимый конек. Приклеил как-то на днях бумажные шпоры к сапогам, спящего после ночного дежурства, Короткова. Вчера у Макса день рождения был. Он и Вадик учудили, купили в селе пару банок с компотом. А по дороге они разбились, и Макс теперь ко всему приклеивается своими штанами. Смех, да и только.

— Только не разбились, а снайпер, сука, грохнул. Взял бы чуть выше и тогда точно хана Максу, — сказал Димка.

«Есть у нас и «Папашка», Коля Севастьянов, только серьезнее парня я еще не встречал. Улыбается и смеется он редко. По возрасту самый старший из нас. Женат. Дочке уже скоро годик.»

— Мировой парень был! — вставил Димка. — Убили его сразу, в самом начале боя, как только напоролись на «чехов». Его и сержанта Буркова.

«Паша Морозов из Петровска. Не знаю, где это, но есть такой город. Днепропетровск знаю, а Петровск нет. Пашка на гражданке увлекался реконструкцией костюма русского воина 11-го века. Делал кольчуги, шлемы, ковал мечи. Интересный пацан. Валерка Кирилкин, наш снайпер тоже оттуда. Обожает свою винтовку, ни кому не разрешает к ней прикасаться. Он часто разговаривает во сне, все мать зовет. Мы этого ему не говорим, скрываем, чтобы не расстраивать. Вот и сейчас тоже, он что-то болтает во сне. Сержант Рубцов тоже спит. Они с караула сменились. Он грустный последнее время: его девушка не дождалась, замуж вышла. Страшно переживает. Видел у него фотокарточку. Красивая. Не порвал. Бережет. А письма почему-то сжег.»