Читать книгу - "Иностранные войска, созданные Советским Союзом для борьбы с нацизмом. Политика. Дипломатия. Военное строительство. 1941—1945 - Максим Валерьевич Медведев"

Корнеев, его заместителем – генерал-майор А.П. Горшков. Миссия прибыла в Югославию 23 февраля 1944 г. и была аккредитована при НКОЮ, тогда как американская и британская миссии – при Верховном штабе НОАЮ[1441]. Это различие подчеркивало не только военный, но и политический характер советской миссии[1442]. В дальнейшем миссия сыграла важную роль в обеспечении советской помощи НОАЮ. Так, созданная позднее в итальянском городе Бари авиабаза была подчинена Корнееву[1443].

В свою очередь, 12 апреля 1944 г. в Москву прибыла военная миссия НКОЮ во главе с генерал-лейтенантом В. Терзичем[1444]. В ее состав входили также М. Джилас, политкомиссар 5-го корпуса НОАЮ В. Стоинич, политкомиссар дивизии В. Швоб[1445] и военный врач Дж. Мештерович (его задачей была организация советской помощи для НОАЮ медицинским персоналом и медикаментами)[1446]. В торжественной встрече миссии участвовали начальник отдела внешних сношений ГРУ НКО СССР В.Н. Евстигнеев, Г.С. Жуков, С. Симич, М. Лозич и представители югославской воинской части во главе с М. Месичем. Миссия была размещена в Серебряном Бору близ Москвы[1447] и принята на самом высоком уровне[1448]. Осуществление связи по всем военным вопросам между НКО СССР и Югославской военной миссией в СССР было возложено на Г.С. Жукова[1449].

Прибытие югославской военной миссии придало новый импульс формированию югославских воинских частей в СССР. 29 апреля 1944 г. В. Терзич посетил югославский батальон и затем, на встрече с Г.С. Жуковым, высказал пожелание о формировании еще одного, 2-го пехотного батальона, танковой роты и роты связи[1450]. Кроме того, миссия представила советской стороне план оказания помощи в вооружении, снаряжении и снабжении НОАЮ и югославских партизан[1451].

Советское руководство с готовностью откликнулось на эту просьбу. 8 мая 1944 г. ГКО принял постановление, согласно которому к 15 июня было решено сформировать 2-й отдельный югославский пехотный батальон численностью 1158 человек, танковую роту – 51 человек (на танках Т-34) и радиороту – 122 человека. Штат вновь создаваемого 2-го батальона в целом соответствовал штату уже существовавшего 1-го батальона, численность которого к 28 мая 1944 г. была повышена до 1182 человек, из них – 65 офицеров, 200 сержантов, 917 рядовых[1452].

Принимая во внимание эти обстоятельства, 9 мая 1944 г. В. Терзич сообщил И.Б. Тито о необходимости преобразовать созданные в СССР югославские воинские части в бригаду[1453]. 19 мая, выслушав доклад Терзича и М. Джиласа, И.В. Сталин дал указание: «Удовлетворить ходатайство югославского командования о выводе на фронт части подполковника Месич». При этом одновременно было дано распоряжение «развернуть эту часть в бригаду» в составе двух стрелковых батальонов, артиллерийского дивизиона (пушки ЗИС-3 калибром 76 мм), батальона автоматчиков, необходимых частей и учреждений боевого и материального тыла[1454]. 21 мая это решение одобрил И.Б. Тито[1455]. По его просьбе формирование получило наименование «1-я отдельная югославская пехотная бригада в СССР»[1456].

Штат бригады был установлен в 1887 человек (в том числе 171 офицер). Советское командование приказало на ее формирование полностью обратить 1-й югославский батальон, а доукомплектование (то есть создание 2-го батальона) «произвести за счет имеющихся излишков военнообязанных югославской национальности»[1457].

Советские власти считали, что реорганизация батальона в бригаду «займет несколько дней»[1458], однако оно затянулось более чем на два месяца и, соответственно, задержало вывод созданной в СССР югославской воинской части на фронт.

После прибытия в СССР югославской военной миссии и переформирования батальона в бригаду политические подходы к югославской воинской части изменились[1459]. На встречах с советскими представителями руководство миссии высказывалось о югославской воинской части и ее командире весьма уклончиво. 24 апреля 1944 г. В. Терзич, в ответ на просьбу В.М. Молотова сообщить свое мнение о М. Месиче, сказал: «Нужно его посмотреть в бою. Может быть, это хороший командир, но он политически еще не развит». М. Джи-лас в беседе с А.И. Антоновым отметил, что «в югославской части… по полученным нами сведениям из бесед с командирами… есть всякие люди. Есть преданные и хорошие, но есть и те, которые дрались против [СССР]»[1460].

На самом деле оценки были скорее отрицательными. М. Джилас вспоминал, что, так как основная масса военнослужащих югославской части «только вчера воевала на стороне немцев», он воспринял создание югославской воинской части в СССР так, как будто Хорватский легион вермахта «после обычной чистки» был автоматически «преобразован в Югославскую антифашистскую бригаду». Джилас полагал, что М. Месич «был глубоко деморализован и… как и многие, просто поменял свои убеждения, чтобы избежать лагеря для военнопленных»[1461].

Руководство военной миссии сразу же взяло курс на обеспечение своего политического контроля над югославской воинской частью. В. Терзич заявил в беседе с В.М. Молотовым, что «было бы хорошо создать в югославской воинской части в СССР должности комиссаров, что укрепило бы политическую дисциплину в части» (он указал на то, что в «Народно-освободительной армии Югославии есть комиссары»). М. Джилас отметил желательность с участием миссии «просмотреть весь личный состав части, просмотреть постановку политработы и чем возможно помочь советскому командованию». Он открыто сказал, что миссия хочет ввести в бригаде «такие же порядки, как и в Югославии»[1462] (то есть в НОАЮ).

В ответ советские власти дали югославской военной миссии карт-бланш. В.М. Молотов незамедлительно сообщил В. Терзичу и М. Джиласу, что «организация югославской воинской части в СССР должна соответствовать организации Народно-освободительной армии». Было принято решение поручить Г.С. Жукову «подготовить совместно с Военной миссией предложения по вопросам, поставленным Военной миссией в отношении… воинской части», а также обеспечить ознакомление миссии с личным составом и постановкой политработы в этом формировании[1463].

У югославских коммунистов, находившихся в СССР, с самого начала было собственное мнение о политических подходах к работе в югославской воинской части, отличавшееся от советского. В. Влахович и другие представители КПЮ, находившиеся в Москве, были возмущены, узнав, что по указанию советских властей в югославском батальоне должны были использоваться погоны по образцу королевской армии, и добились отмены этого решения. Однако с тем, что в качестве кокарды будет использоваться не звезда, а двуглавый орел, им вначале пришлось согласиться[1464]. Тем не менее в беседах с В.В. Мошетовым военнослужащие батальона – коммунисты продолжали настойчиво ставить «вопрос о том, чтобы по примеру армии маршала Тито было разрешено рядовым и офицерам вместо „господин“ называть „товарищ“»[1465].

Прибытие югославской военной миссии существенно усилило позиции коммунистов. С апреля 1944 г. миссия подключилась к урегулированию политических вопросов, сложившихся вокруг югославской части, и в итоге смогла пересилить советский подход. Как писал М. Джилас, сотрудники миссии помогли найти «такие знаки