Читать книгу - "Солдатами не рождаются - Константин Симонов"

«Левый край, правый край…» – про себя повторял Синцов черт его знает откуда влезшие в голову слова довоенной песенки. И еще подумал, глядя на выстриженные затылки и на чубчики: сколько на его собственных глазах уже сложено этих лейтенантских голов на многострадальной русской земле!

– А где Чугунов? – спросил Ильин.

– У Чугунова замечено движение перед боевым охранением. Просил разрешения остаться в роте, – сообщил Богословский.

– Комроты-три находится у себя, – доложил Ильин Синцову, как бы ставя этим докладом точку на своем прежнем положении человека, исполнявшего обязанности командира батальона.

«Вот с ними и воевать», – подумал Синцов и пригласил офицеров сесть.

Долго говорить о себе не считал необходимым; не входя в подробности, сказал, что воюет с начала войны, в разное время был и на взводе и на роте; с октября по декабрь командовал в Сталинграде батальоном.

– Слышал, что Герой Советского Союза капитан Поливанов был сильным командиром батальона. Буду стремиться в меру сил заменить его на этой должности, а в остальном надеюсь на вас и личный состав батальона.

Сознавая трудность своего положения перед людьми, только что понесшими потерю, чувствовал, что надо бы сказать по-другому, но не смог преодолеть свою сдержанность. Раньше, до войны, легче сходился с людьми, но ни того, что война вычеркнула из тебя, ни того, что вписала, видно, не перепишешь.

По отношению к собравшимся было два чувства: хотелось понять каждого, но и задерживать людей надолго было нельзя, особенно командиров рот. Да и вполне поймешь людей все равно только в бою.

Чтобы не затягивать разговора, спросил у командиров рот лишь о том, что хотел услышать лично от них: о настроении людей и понимании завтрашней боевой задачи.

Потом взял у Ильина карту и с карандашом в руках прошелся с каждым по его боевому участку, уточнил, как оценивают противника и местность. Вместе с Ильиным и минометчиком посмотрел схемы огня – и своего и поддерживающего.

Карту все читали грамотно, неприятных неожиданностей не было, за исключением одной: командир пулеметной роты Оськин в ответ на вопрос, где будет находиться завтра во время боя, бойко отчеканил: «Где прикажете!» За этой бойкостью чувствовалось: или заранее не думал, или уклонился от прямого ответа. Станковые пулеметы, согласно приказу, отданному еще Поливановым, были приданы стрелковым ротам повзводно, и командир пулеметной роты мог при желании болтаться во время боя и где-то сзади.

Услышав «где прикажете». Синцов ответил, что до утра прикажет, оглядел всех и сказал:

– У меня все. Какие будут вопросы?

В землянке было неправдоподобно тепло, один бок печки раскалился докрасна. Синцов снял ватник и, расстегнув меховую безрукавку, чтобы перепоясаться под ней ремнем, поймал взгляд адъютанта. Адъютант смотрел на ордена.

«Ладно, – подумал Синцов. – Пусть видит. Заработано не чужим горбом».

– Будут вопросы или нет?

– У меня есть, товарищ старший лейтенант, – сказал командир стрелковой роты с льняным чубчиком.

– Слушаю.

Синцов заглянул в полевую книжку и, чтобы среди всего, что надо помнить, не забыть и этого, мысленно повторил: «Лунин, Лунин, Лунин».

– В каком районе Сталинграда вы воевали? Я сам сталинградский.

Вопрос не относился к предстоящему, а впрочем, относился. Воевать предстояло вместе, и не только он разглядывал их, но и они его.

– Мамаев курган знаете?

– Еще бы!

– Сначала там, а потом северней. В районе баков, знаете?

– Так это ж до Волги всего ничего!

– Да, всего ничего, – сказал Синцов. Сколько ни пришлось вытерпеть за эти месяцы, когда за спиной оставалось «всего ничего», но сейчас если он чем и гордился в жизни, так именно этим. – Занимали своим батальоном три дома на левом фланге дивизии.

– Весь батальон – три дома, – не то восторженно, не то недоверчиво сказал второй, черненький, лейтенант.

Фамилию этого Синцов уже запомнил, фамилия была нерусская – Караев.

– На батальон – три дома, а на дивизию – двадцать, – сказал Синцов. – Был у нас случай, уже в ноябре, командир дивизии рассказывал: ему позвонил с того берега сам командующий фронтом и спрашивает: «Наступаешь?» – «Наступаю». – «Доложи, каким флангом и в каком направлении наносишь удар?» А командир дивизии ему отвечает: «На правом фланге, товарищ генерал-полковник, наношу удар в направлении сверху вниз, потому что дом уже занял, а в подвале еще немцы. А на левом фланге – в направлении снизу вверх, потому что первый этаж наш, а второй – их…»

Все засмеялись. Синцов тоже улыбнулся. Он хотел дать понять этим рассказом, какая обстановка была там у них, в Сталинграде.

– Значит, в газетах похоже на правду писали, товарищ старший лейтенант, – сказал молчавший до этого командир минометной роты с тем хорошо понятным каждому фронтовику чувством, когда от души хочется верить, что все прекрасное, написанное в газетах про других, есть полная правда, но до конца поверить в это мешает сознание, что полной правды о том, что видел и пережил лично ты сам, наверное, никому, кроме тебя самого, не дано прочувствовать до конца.

– Большей частью похоже, – ответил Синцов. – От нас самих зависит. Когда хорошо воюем, почему и всей правды про нас не написать?

Сказал и посмотрел в сторону особиста.

«Если хороший мужик, как был у меня Зотов, не придашь значения, а если, как Федяшкин, каждое слово на крючок, – бери для начала».

– Еще какие вопросы?

Вопросов больше не было.

Командиры стали вылезать из-за стола.

– Жаль, вы, товарищ старший лейтенант, тут у нас утром не были, – надевая шинель, сказал Караев так, словно от Синцова зависело, быть или не быть тут утром. – Через нас парламентеры ходили, на шинелях – погоны новые. Красота!

Он говорил с еле заметным акцентом, мягко и стремительно – не говорил, а танцевал.

«Или дагестанец, или осетин, а может, кабардинец, – подумал Синцов. – Надо будет потом спросить».

– У нас погоны новые, а у немцев песня старая – не сдаются, и все! – сказал замполит Завалишин.

– А вы что, всерьез думали, что они тут же возьмут и сдадутся? – повернулся к нему Синцов.

Завалишин протер очки и задумчиво посмотрел на Синцова.

– Думал. А вы нет?

– Я не думал, – сказал Синцов.

– А я думал. Ведь не просто для очистки совести к нам парламентеров посылали. Значит, допускали такую возможность?

– Это, положим, верно, – согласился Синцов, хотя сам не допускал такой возможности.

– Ничего, товарищ политрук, – сказал Караев. – Так и так за неделю от них мокрое место оставим!