Читать книгу - "Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!» - Владимир Першанин"

Ходырев закончил семь классов, курсы электриков, его собирались направить в военное училище. Пока готовили документы, положение под Сталинградом стало угрожающим. В учебном полку каждый день формировали маршевые роты, присваивали бойцам посмышленее сержантские звания и отправляли на фронт.

Можно сказать, Борису повезло. Его забрали представители инженерного батальона.

– У нас нормально, – говорили ему. – Электрики нужны. Лучше, чем в окопах сидеть.

– А я вам подойду? – простодушно сомневался Борис.

– Аккумуляторщиком будешь. Знаешь, что такое?

– Конечно, знаю.

– Вот и хорошо.

Пароход шел по обмелевшей за лето Волге к Сталинграду. По реке плыли мазутные пятна, деревянные обломки, иногда слышался отдаленный гул, от которого на душе становилось тоскливо. Яркий летний день вдруг сделался бесцветным. Солнце скрылось за пеленой дыма и облаков, запахло гарью, серая вода мелко рябила, словно ее подталкивали изнутри.

Новобранцы, чуя неладное, упорно лезли из трюмных помещений наверх. Их пытались спихнуть обратно, однако толпа смела командиров и растеклась по палубе. Трюмы с круглыми иллюминаторами на уровне воды казались людям мрачной ловушкой. Как позже выяснилось, так оно и случилось.

Зенитчики спаренной пулеметной установки пытались скрыть страх, но это удавалось плохо. Стволы «максимов» напряженно шарили рыльцами из стороны в сторону, выискивая цель. Иногда принимали за вражеские самолеты крупных чаек, во множестве летавших над рекой. Напряжение росло. Показалась одна из первых сталинградских переправ.

Под прикрытием пойменного леса копошилась огромная толпа красноармейцев, ожидавших парома. Некоторые заходили по щиколотку в воду, пили из котелков, глядели на проходивший пароход.

– Куда их, дядя? – спросили у командира зенитной установки.

– Здесь дорога в один конец. В Сталинград.

– А почему в один?

– Сам потом поймешь.

У пригородного поселка Светлый Яр внезапно налетели самолеты. «Юнкерс» с торчавшими шасси спикировал на пароход, не обращая внимания на пулеметный огонь. Бомба вихлялась, как плохо раскрученный волчок, но падала стремительно.

По ушам ударила тугая волна, взрыв поднял фонтан воды и мокрого песка. Не повезло самоходной барже, идущей впереди. Тяжелой кормой она опускалась в воду, высоко задирая нос. Баржа мгновенно потеряла ход, ее несло мимо парохода, виднелось днище, облепленное ракушками. Из небольших иллюминаторов с выбитыми стеклами высовывались руки и головы новобранцев. Просили помощи десятки, а может, сотни голосов. Баржа прошла рядом, Ходырев никогда в жизни не видел такой страшной картины.

С бортов прыгали люди, течение несло их вместе с баржей. В трюме не смолкали вопли, обреченные люди отталкивали друг друга от иллюминаторов. Кто-то сумел протиснуть плечи и руки, наглухо застрял, тщетно извиваясь. Это был мальчишка лет семнадцати. На секунду он встретился взглядом с Борисом, затем снова стал вырываться из ловушки.

– Почему их не выпускают? – взволнованно спросил Ходырев у стоявшего рядом матроса.

– Трюмные люки перекосило, обычное дело. Ты глянь, что делается.

К тому времени немцы хорошо заминировали реку. Суда с низовьев шли к Сталинграду небольшими караванами. Кроме парохода и баржи, под прикрытием тральщиков двигались несколько деревянных сейнеров, приспособленных для перевозки людей и грузов.

Один из сейнеров не сумел отвернуть от гибнувшей баржи. Дощатый смоленый корпус треснул, как скорлупа. Мачты, подъемные стрелы и веревочные снасти сейнера сплелись с надстройками баржи, которая начала стремительно тонуть. В огромной воронке исчезли оба судна, затем вода вытолкнула обломки сейнера. Отдельно плыли куски обшивки, деревянная каюта, мачта с распустившимся парусом, смоленые черные доски. И ни одного человека.

«Юнкерсы» взялись за пароход. Маленький тральщик пытался им помешать огнем двух своих пушек. Один из самолетов сбросил бомбы на тральщик, второй – на пароход. На этот раз Борис не услышал ни звука летящей авиабомбы, ни воя самолетов. Грохнуло совсем рядом, пароход словно наткнулся на невидимую стену. Бойцы катились по палубе, ломали ограждение и собственные кости, летели гроздьями за борт. Упал вместе с другими и Ходырев.

Наглотался воды, но все же вынырнул. Люди вокруг тонули один за другим. Причиной этого стало неумение многих бойцов плавать, контузии, ушибы, а также намокшая одежда. Красноармеец рядом с Борисом кувыркался в воде, пытаясь снять ботинки. Мелькнула поднятая рука, и человек исчез.

Положение усугублялось паникой. Люди кричали, отчаянно колотили руками и ногами, быстро теряли силы. Некоторые барахтались в мазуте, он облеплял волосы и лицо маслянистым ядовитым слоем, забивая дыхательное горло.

Борис сумел сбросить с ноги один ботинок, на втором затянулся шнурок. Плыть мешали размотавшиеся обмотки, он их сорвал, но оставшийся ботинок, как гиря, тянул на дно. Наверное, там бы и закончился путь Бориса Ходырева, но под ногами он ощутил вязкий песок.

Выбрался на песчаную косу и стал свидетелем гибели парохода. Очередная бомба взорвалась у кормы, обрушилась труба, кувыркнулись шлюпки. Пароход накренился, правое гребное колесо звучно шлепало о воду, левое остановилось. Возле огромной пробоины вспенился водоворот, на верхней палубе продолжала стучать длинными очередями зенитная установка.

Наверное, пулеметчики не успели спастись, пароход легко провернулся вокруг оси, встал днищем вверх и стал стремительно погружаться. Борис добрался до берега, сутки шатался, пытаясь найти хоть какое-то начальство. Никто не хотел с ним связываться, посылали в райвоенкомат. Он хотел прибиться к маршевой роте. Но командир огромной колонны был озабочен лишь одним – довести людей до переднего края. Он отмахнулся от Бориса, а подвыпивший старшина сказал с сочувствием:

– Чего ты торопишься? Куда мы идем, оттуда не возвращаются. Не торопись, пока не припекло.

Уставшие от многодневного марша бойцы были облеплены пылью и не реагировали на мрачное предсказание старшины.

В голове Бориса что-то щелкнуло, он зашагал в обратную сторону. Обувь найти не сумел, шагал босиком, сбил ноги, но упрямо продолжал путь к дому. Через два дня его задержал патруль. Лейтенант, слушая рассказ, лишь качал головой. Парень отмахал сто с лишним верст и упрямо рвался идти дальше.

– Отпустите меня, – попросил Борис.

– Зачем? – удивился лейтенант.

– Домой пойду.

– Свихнулся, что ли?

– От страха он одурел, – сказал патрульный солдат с комсомольским значком на груди. – Глядеть на это чучело противно.

Задержание происходило посреди села. Собрались люди, ожидали, что будет дальше. Борис Ходырев, несостоявшийся боец инженерного батальона, очень напоминал плакатного дезертира. Обросший щетиной, в расхристанной гимнастерке без пояса, он переминался, глядя на избитые в кровь ноги. Только сейчас почувствовал, как они горят. Когда вели в кутузку, пришлось шагать через участок высохшей травы. Израненные ступни обжигало сильной болью, но когда он замешкался, лейтенант сильно пихнул в спину.