Читать книгу - "Красная капелла. Страшный сон гестапо - Валентин Константинович Мзареулов"

вызывает сомнения и будет полезно продолжить с ней контакт, добиваясь максимально возможного результата. Обсуждение в Центре этих документов облегчило бы в дальнейшем наши отношения с группой. Если в Центре имеются иные мнения в отношении группы или ее отдельных членов, можно было бы рассмотреть и это, решив, как следует поступить в таком случае. Независимо от вызова т. Захара в Москву прошу вызвать и меня в Советский Союз. Это необходимо, поскольку именно я непосредственно связан с берлинскими антифашистами. 4 июня 1941 г. Степанов»[71].

Однако Центр, несмотря на поддержку Кобулова, по неизвестной причине просьбу Короткова отклонил.

В начале июня 19141 г. Короткову было ясно, что скоро будет война. Но точная дата ее начала пока не была известна, неясно было, в какой форме произойдет нападение Германии на СССР. После встречи Короткова со «Старшиной» 11 июня 1941 г. резидентура отправила в Москву следующую телеграмму: «В руководящих кругах германского министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении Германии на Советский Союз окончательно решен. Будут ли предъявлены Советскому Союзу какие-либо требования, неизвестно и потому следует считаться с возможностью неожиданного удара. Главная штаб-квартира Геринга переносится из Берлина предположительно в Румынию. 18 июня Геринг должен выехать в новое место расположения своей штаб-квартиры»[72]. Более серьезного предупреждения трудно было себе представить. Через несколько дней «Старшина» и «Корсиканец» сообщили Эрдбергу сведения, которые не оставляли тени сомнения в грядущей катастрофе.

17 июня 1941 г. нарком госбезопасности Меркулов доложил эти данные Сталину, Молотову и Берии. «Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает: Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время… Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений «будущих округов» оккупированной территории СССР… На собрании хозяйственников, предназначенных для «оккупированной территории СССР», выступил также Розенберг[73], который заявил, что понятие «Советский Союз» должно быть стерто с географической карты. Начальник 1-го Управления НКГБ СССР Фитин»[74].

Сталин твердо и размашисто написал карандашом на документе:

«Т. Меркулову. Может послать ваш «источник» из штаба герм. авиации к е… матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.»[75]

На следующий день Сталин вызвал к себе Меркулова и Фитина: «Вот что, начальник разведки. Нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно? Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне»[76].

Фитин не знал, информировал ли Сталина Пик, но был уверен, что никакой информации, в отличие от получаемой советской разведкой, Пик не представил. В источниках внешней разведки, в людях, которые состояли в нацистской партии и служили в вермахте, Сталин сомневался.

Почему Сталин скептически относился ко всему объему необычайно тревожной информации? Нельзя сбрасывать со счетов и широкую кампанию дезинформации, контролируемую Гитлером, в которой принимали участие высокопоставленные лица рейха, например, Геринг и Риббентроп, использовавшие в своих целях такой канал доведения до Москвы лживых сведений, как Кобулов[77].

Дезинформация просачивалась и в материалы «Красной капеллы». Например, в агентурном сообщении из Берлина от 9.V.1941 г. со ссылкой на источник в штабе германской авиации сообщалось: «В штабе германской авиации подготовка операции против СССР проводится самым усиленным темпом. Все данные говорят о том, что выступление намечено на ближайшее время. В разговорах среди офицеров штаба часто называется 20 мая как дата начала войны с СССР. Другие полагают, что выступление намечено на июнь. В тех же кругах заявляют, что вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды»[78]. Дезинфрмация о якобы готовящимся Германией ультиматуме, лишь после предъявления которого развернуться боевые действия, а также неоднократный перенос сроков начала германского наступления на СССР, укрепляла недоверие Сталина к сообщениям «Корсиканца» и «Старшины»[79].

Однако и достоверная информация, добытая разведкой, оставалась в силу сложившейся политической конъюнктуры по существу не востребованной в полной мере. Вместе с тем по распоряжению советского руководства в центральные военные округа перебрасывались миллионы солдат и офицеров, за Уралом создавались крупнейшие запасы стратегического сырья, готовилась дублирующая система управления в Куйбышеве (ныне Самара), наращивались темпы оборонной промышленности. Сталин был готов пойти на значительные уступки, только бы оттянуть начало войны с Германией. Западные разведки замечали военные приготовления СССР и характеризовали их как оборонительные. Однако германская пропаганда использовала их для раздувания враждебной антисоветской кампании, а спецслужбы Германии распространяли в этой связи дезинформацию о том, что рейх вынужден готовиться к «превентивной» войне против СССР[80]299.

После 22 июня 1941 г. информация от берлинской группы некоторое время не поступала. Позывные «Д-6» («Корсиканца») и «Д-5» («Старшины») не были слышны в эфире. После потери радиостанции под Брестом Фитин направил письмо заместителю начальника РУ КА генерал-майору А. Б. Панфилову с просьбой дать указание установить связь с радиостанцией в Берлине. Пункт приема желательно создать в районе Минска[81]300. Но Минск был также оставлен советскими войсками.

Не раз чекистская и военная разведка оказывали друг другу помощь, проверяли через свои каналы добытую информацию, обменивались сведениями, предупреждали об опасности. Это, впрочем, не исключало соперничества между разведками за приоритет и первенство.

В октябре 1941 г. центральные государственные учреждения, среди которых был приемно-передающий радиоузел, были эвакуированы из Москвы в Куйбышев. Потребовалось полтора месяца, чтобы развернуть радиоузел на новом месте. По мнению экспертов, услышать маломощные позывные «Корсиканца» и «Старшины» в Куйбышеве было делом трудным и почти безнадежным[82].

Еще ранее, 4 июля 1941 г. руководство внешней разведки отдало распоряжение своим резидентурам в Лондоне и Стокгольме слушать позывные «Корсиканца» и «Старшины». Но все безрезультатно.

Тревожная неизвестность, собственные ограниченные возможности заставили Фитина обратиться в РУ. В августе 1941 г. чекисты и военные договорились об установлении связи военной разведкой с берлинской группой антифашистов.

Итогом этих переговоров явилась телеграмма, адресованная резиденту военной разведки «Отто» (Л. З. Трепперу. – Б.Х.) в Париже (связь через Брюссель): «При посещении Берлина явиться к Адаму Кукхофу или его жене по адресу Вильгельмхойер-штрассе, 18, тел. 83–62-61, вторая лестница налево, верхний этаж и заявить, что присланы другом «Арвида» (новый псевдоним Харнака. – Б.Х.) и «Харо» (Шульце-Бойзен. – Б.Х.), которого «Арвид» знает как Александра Эрдберга. Напомнить о книге, которую Кукхоф подарил Эрдбергу незадолго перед войной и его пьесе «Уленшпигель». Предложить Кукхофу устроить Вам встречу с «Арвидом» и «Харо». В случае невозможности встречи выяснить через Кукхофа:

Когда начнется связь, почему ее нет?

Где и в каком положении находятся все друзья (в частности известные «Арвиду»: «Итальянец» (В. Хавеман), «Штральман» (Г. Коппи), «Лео» (предположительно