Читать книгу - "Прямой наводкой по ангелу - Канта Ибрагимов"

— Мир не без добрых людей, — констатировала бабушка, оставшись наедине с Мальчиком.

— Даже мне полегчало, — и в это время стук в дверь.

Они насторожились.

— Может, что забыли? — прошептала бабушка.

— Пойди спроси, кто там?

— Открывайте! — за дверью грубый властный голос.

— Проверка документов, открывайте, не то выломаем дверь.

Выбора не было, прикладами стали бить.

— Сейчас, сейчас, — крикнула бабушка. Пыхтя, кряхтя, она еле встала, оперевшись на костыли. Первым делом отстранила Мальчика подальше, за кровать. Потом запрятала скрипку в изголовье, и вновь крича, — сейчас, — она с трудом добралась до входной двери: отпихивая ее к стене, в квартиру вломилось несколько вооруженных людей в масках; осмотрели все, даже балкон, и затем надменно:

— Документы!… Что это за писулька? — во главе здоровяк.

— Справка Мальчика, — забыла бабушка о своей немощи.

— Метрика в войну утеряна. А это законный документ, выдан в Волгограде.

— Хе, хорошо, что не в Хабаровске, — он стал оглядывать бумажку.

— А где печать? Так, хватит басни трепать. У нас приказ: кто без документов — расстрел на месте.

— Да вы что? Это ведь ребенок.

— Это чеченец: все наши беды от них.

— Боже! Так если все беды России и россиян от Чечни и чеченцев, то несчастна наша страна!?

— Знаете, — этот здоровенный военный, тыча пальцем хотел было что-то сказать, но его подтолкнул сзади стоящий толстый мужчина, даже будучи в маске видно, что не молодой.

— Хватит болтать, переходи к делу, — хорошо поставленным голосом указал он.

— Гм, — кашлянул здоровяк.

— Кого из боевиков знаете?

— Никого, — быстро среагировала Афанасьева.

— А его? — он продемонстрировал фото Баги, и, уловив реакцию Мальчика.

— Он то знает. Знаете и вы, а нагло врете, что не знаете боевиков.

— Я в жизни не врала, не так воспитана. А этого молодого человека, — она указала на фото, — пару раз видела. Так он не боевик, и я не знаю, что такое боевик, знаю — ополченец.

— Ух ты, какая терминология, — снова выступил толстый мужчина. — Прямо правозащитница.

— Да, и защитница, и труженица. Я…я, — голос у нее стал срываться, — я ветеран и инвалид войны, полвека трудовой стаж. Посмотрите мои документы.

— Вижу, — бесстрастный голос.

— Да что вы можете видеть?! — теряет бабушка контроль. — Перед старухой и ребенком маски напялили. Даже фашисты лиц не скрывали. А на вас нет лица, нет совести и чести. — Так, заберите мальчика для выяснения личности: может, сын боевика.

— Нет, — бабушка бросилась к Мальчику, не устояв, упала, подмяв его под себя.

Тогда над ней сжалились, подняли, уложили в постель, а она ухватила с собой и Мальчика.

— Ладно, — видимо, и людям в масках все это надоело.

— Вы сегодня написали заявление на имя прокурора.

— Да, и на имя местного прокурора Звягина, и на имя генерального прокурора и президента России, и в Европарламент напишу, и прессу назавтра вызвала, и…

— Хватит, хватит, — перебили ее.

— Прессы не дождетесь. А завтра будет следователь, заявление отзовите, не то попадет в сортир.

— Что ж вы так Туаева покрываете? Ведь он чеченец! — поняв о чем речь, явно осмелела бабушка.

— Туаев, как и мы, — с издевательским пафосом, — присягу на верность дал.

— Ха-ха-ха, — в тон им неестественно засмеялась Афанасьева.

— Интересно, что за присяга? Наверное, на развал и грабеж России.

— Дура! — процедил толстяк, и, уже уходя из квартиры, бросил здоровяку.

— Не марайся, сама скоро подохнет.

На следующий день, к обеду, действительно прибыл следователь прокуратуры; без приглашения бабушки, по-хозяйски сразу же сел, обдавая комнату зловонием перегара и слащавого дезодоранта. Раскрывая папочку, с ходу начал о неприятном:

— В городе резко обострилась криминогенная обстановка.

Бабушка и так всю ночь не спала, корила себя за вчерашнюю несдержанность. О себе вообще не думала, но как она могла позабыть о Мальчике. Ведь могли что угодно сделать, и никто бы ничего не узнал, ни за что бы не ответил. Всю ночь она благодарила Бога, что все так прошло, просила для себя терпения, счастья Мальчику, свободу Розе, и ныне, стараясь быть деликатной:

— Да-да, обстановка очень тревожная, — пытаясь присесть на кровати, поддержала прокурора она.

— Вчера ночью, — бесстрастно продолжал пришелец, — совершено покушение на главврача — ранен, чудом остался жив.

— Боже! — совсем испугалась бабушка, в страхе посмотрела на Мальчика.

— Это главврач больницы Розы?

— Именно. Вчера здесь был, — разговаривая, он ковыряется в многочисленных бумагах.

— Зря он такую бучу вокруг этой Розы затеял.

— Какой беспредел?!

— Не то слово… Ах, вот, — он достал один листок, и уже более официальным, даже чеканным слогом.

— Гражданка Афанасьева, я считаю, вам, наверное, тоже надо бы отозвать свое заявление.

— Что значит «тоже»? Разве главврач отозвал свое?

— Ну, я ведь вам сказал, что на него совершено покушение.

— Погодите, — бабушка поправила очки.

— А Роза? Ведь человека средь бела дня своровали, и все знают, кто это сделал, некто Гута Туаев, чуть ли не министр!

— Вот именно, — заерзал на стуле прокурор.

— И дело здесь весьма запутанное. Если вы знаете, то и на Туаева совершено покушение, при этом похищен его брат.

— А при чем тут Роза? — стал повышаться голос бабушки.

— Понимаете, оказывается, эта Роза является женой Туаева, и нам не гоже вмешиваться в местные порядки, нарушать традиции гор.

— Что значит «не гоже»? — она уже теряет контроль, повысила голос, — разве не вы здесь наводите «конституционный порядок»? Где наш российский закон? И я в Грозном более сорока лет живу, а традиция воровать людей мне до сих пор не ведома.

— Бабушка, успокойтесь, — вступил в диалог Мальчик.

— Ребенок прав, успокойтесь, — безучастен тон прокурора.

— И мой вам совет: заберите свое заявление.

— Что? — вышла из себя бабушка.

— Вы хотите, чтобы и я участвовала в вашем саботаже? Да я на вас жалобу напишу! Как ваша фамилия? — ее костлявая длинная рука потянулась к пришельцу.

Тот резво вскочил, попятился и с презрением в голосе и на лице: