Читать книгу - "Потом была победа - Михаил Иванович Барышев"

Черт его знает куда!.. Зачем она задает идиотский вопрос? Ведь все равно в медсанбате нет ни одной машины.

— Мне некуда эвакуировать раненых…

— Они же погибнут, — яростно сказал Петр Михайлович. — Через полчаса здесь будут немцы. Понимаете вы это? Надо сейчас же уходить… Слышите!

— Понимаю. — Евгения Михайловна глядела на Барташова скорбно и безответно. Губы жалко растянулись. На лбу проступила испарина. — Понимаю, но уйти нам некуда, Петр Михайлович…

С неба свалился на голову Барташова этот медсанбат. Будто без него забот не хватало. Теперь, выходит, и отойти некуда. Надо на месте стоять.

Эх, товарищ генерал-майор, сколько раз ты попрекал командира полка за оглядочку. «Вперед, только вперед! И никаких гвоздей…» А гвозди-то остались. Если колонна проскочит мост раньше, чем остатки стрелкового полка изготовятся к бою, мясорубка на шоссе будет страшная. Медсанбат с тяжело раненными у них под носом. В медсанбате хозвзвод, на шоссе два автоматчика и капитан Пименов, а в березняке еще трое со звездочками на погонах толкуют и никак не дотолкуются.

— Разведчики где? — раздраженно спросил Петр Михайлович начальника штаба. — Где они запропастились?

Тот развел руками и отвернулся.

— Немедленно в медсанбат, Евгения Михайловна, — сказал подполковник. — Хозвзвод, санитаров, ходячих раненых — всех, кого можно, на заслон… Я подошлю разведчиков. Прикроем и будем держать…

Долинина побежала вверх по склону.

Прорывающаяся колонна немцев подошла к грейдеру в тот момент, когда с него спокойно выползал на асфальт длиннющий обоз полевого хлебозавода. В этом обозе двигалась и подвода с тем злым на короткохвостого медлительного першерона ездовым, у которого Петухов окоротил кнут.

Ездовой помахивал огрызком «погонялки» и мстительно придумывал, как ему расправиться с проклятущим разведчиком, который на глазах у всего обоза учинил ему, Тимофею Королькову, срам и бесчестие. Про этот случай наверняка узнает старшина ездовых, рассердится и навсегда лишит Тимофея своего расположения, которым тот пользовался уже третий год. Старшина уважал Королькова за то, что у него было, как он выражался, «хозяйственное качество». За три года Корольков не утратил ни одного казенного гвоздя, ни щепотки из имущества, отданного под его присмотр. Старшина доверял Королькову самый ценный с его точки зрения груз, уложенный в мешки, в ящики и булькающую железную бочку. В мешках было два десятка новеньких комплектов обмундирования, полдюжины необуванных сапог и отрез сукна, предназначенный на шинель начальнику хозчасти капитану Дубовскому. Летом капитан мог перебиться в старой шинельке, а к осени старшина решил сообразить командиру новенькую шинель, чтобы тот был одет как положено, а не ходил в решете с заштопанными полами. В железной бочке, о существовании которой знали лишь старшина и Корольков, был трофейный, добытый еще зимой спирт.

Кроме того, старшина возил на подводе ящик противотанковых гранат, так как самолично слышал, что в сорок первом году на западном фронте одному ПАХУ пришлось отражать прорвавшиеся немецкие танки.

Корольков не был болтлив и поклажу старшины берег, как лиса хвост.

И вот теперь настырный разведчик вдребезги разбил авторитет, потом и терпением заработанный Тимофеем Корольковым. Разве доверит старшина самый ценный груз ездовому, у которого встречный запросто обрезал кнут. Если кнута уберечь не мог, что с имуществом у него может случиться?

Мысли у Королькова были злющие, и, подвернись ему сейчас под руку Петухов, неизвестно, чем бы кончилась эта встреча.

Думы ездового были оборваны суматошной стрельбой, шумом в хвосте обоза. Облаком взлетела мучная пыль, дико закричали люди и кони. Низко прошлась пулеметная очередь, и послышались разрывы гранат.

На мгновение люди оцепенели, затем кто-то истошно заорал:

— Хва-ши-сты!..

— Танки! Спасайся, ребята!..

Кто выкрикнул это проклятое, лишающее человека разума слово, выяснять некогда. Оно конвульсией покатилось по обозу, сбив его строй.

— Спа-сайся! Спа!..

Осатанелое ржание коней, скрежет колес, треск ломающихся дышл, выстрелы, безумные выкрики, густеющее облако мучной пыли, очереди в упор, без промаха — все это смешало обоз в невероятный клубок. Из него стремительно вырвалась лошадь и помчалась по шоссе, вытягивая в струну худое тело и высоко задрав оскаленную морду с пеной на удилах.

Как Королькову удалось вывернуть подводу и перемахнуть через кювет, он сам не мог сообразить. Опомнился лишь, когда завернул за кусты. Дальше ходу не было. Ели и осинки стояли густо.

«Может, не приметят», — отчаянно подумал Корольков, загоняя массивного першерона в низкие кустарники. Рядом трещали выстрелы. Тимофей присел за бричкой и осторожно выглянул из-за колеса.

Он увидел танк. Железное страшилище с грохотом катилось по шоссе. Выбрасывало из пушки короткие желтые молнии, стрекотало пулеметами. Гусеницы сокрушали повозки, коней, людей. По обочинам бежали немецкие автоматчики и расстреливали тех, кто пытался спастись в лесу.

«Сейчас и меня прищучат», — тоскливо подумал Тимофей Корольков. Он мог бы еще скрыться в густом ельнике. Но Тимофей не мог бросить повозку, не мог кинуть казенное имущество.

Поэтому Корольков выхватил из передка винтовку и пару гранат, лег возле колеса и решил, что честно продаст солдатскую жизнь.

И в это время случилось неожиданное. Очередь срезала верхушки кустов и насмерть перепугала тяжелоногого першерона. Он вскинул задом, ударил подковами в передок и отчаянно рванул из кустов. Повозка встала на одно колесо и круто развернулась.

Через мгновение обалдевший Тимофей сообразил, что подлая фашистская животина увозит к немцам доверенное ему, Королькову, имущество.

Тимофей забыл про все. С винтовкой наперевес и с гранатой в руке перемахнул он кювет и помчался вслед за повозкой.

— Стой! Июда проклятая! Стой! — орал он вдогонку несущемуся першерону. — Хальт… твою мать!.. Держите!

Немецкие автоматчики на мгновение опешили, увидев на обочине шоссе повозку, мчавшуюся навстречу танку, а за ней русского с гранатой в руке.

Затем очередь перебила Королькову ноги. Тимофей упал на шершавый асфальт и, ощутив зажатую в руке гранату, из последних сил кинул ее вдогонку удиравшему битюгу, который, как и чувствовало сердце ездового, предал его в трудный час.

«Лимонка» угодила в повозку в тот момент, когда «тигр» сбил обезумевшую лошадь. От взрыва сдетонировали противотанковые гранаты. Жарко и неожиданно всплеснулось под брюхом танка ревущее пламя, вскинулась гусеница, башню обволокло густым дымом.

Тимофей успел еще увидеть, как стальная туша подорванного «тигра» осела поперек шоссе, закрыв дорогу немцам.

Корольков передернул затвор, но выстрелить не успел, наискось прошитый беспощадной свинцовой строчкой.

С головы обоза, еще уцелевшей от разгрома, застучали два ручных пулемета, а капитан Дубовский наганом и матом завернул в лесу десятка четыре обозников и ударил во фланг автоматчикам.

Через несколько минут на шоссе уже по всем правилам разгорелся бой.

Группенфюрер, рассвирепевший от такой задержки,