Читать книгу - "500 дней поражений и побед. Хроника СВО глазами военкора - Александр Коц"

— А это чтобы не расслаблялся, — по-доброму усмехается одна из них.

В этот момент за железной дверью снова громко шарахнуло.

— Это по нам, — констатируют сидящие в подвале, передавая друг другу корвалол.

Иван Васильевич приоткрывает дверь, за ней — плотная завеса строительной пыли. Снаряд попал прямо по садику. Странное ощущение — как будто и не выезжал с Донбасса, где война идет уже восемь с половиной лет. Но фронт сегодня, скажем честно, фактически пролегает и по государственной границе России — на стыке Белгородской и Харьковской областей. За фронтовыми сводками и репортажами из-под Лимана, Донецка, Херсона и Энергодара, Белгородщина остается на периферии информационного внимания. Хотя жители именно этой области одними из самых первых осознали, что началось 24 февраля. И стали перестраиваться под новые реалии.

Эти реалии не сразу бросаются в глаза. Как, к примеру, регулировщики на перекрестках, которые появляются сразу после украинских ударов по электроподстанциям. Пока ремонтные бригады восстанавливают подачу энергии, роль светофоров выполняют давно забытые постовые с палочками. Блокпосты на областных трассах с вооруженными омоновцами и военной полицией стали частью привычного пейзажа. Военные машины, снующие по дорогам, уже не вызывают душевного тремора. А взлетающие в небо ракеты — лишь повод поспорить в соцсетях: это ПВО или «Искандеры». Сегодня белгородский Телеграм делится на два типа пользователей — первые выкладывают ролики с летающими в небе «болванками», вторые призывают этого не делать, чтобы не «накамлать» на город новые беды. И не выдать местоположение пусковых установок, которые, надо сказать, ведут себя не по-военному беспечно, не меняя позиции неделями. Иные системы хорошо видны с дороги.

Ремонтник

«Вновь работает ПВО. На этот раз горит нефтебаза в п. Разумное. Что испытывают люди? Страх? Нет, — пишут мне подписчики в Телеграм. — Большинство смотрит в небо, разглядывая причудливые линии взлетающих снарядов ПВО. Мы не бежим в подвалы, не устраиваем панику. Большинство из нас живет своей жизнью. Мы верим в свою страну, в наши вооруженные силы и в системы ПВО.

Наши предки приехали сюда, чтобы защищать своё государство. Мы — часть засечной черты, о которой не так давно вспоминал президент. Это у нас образовалась Первая конная армия в селе Великомихайловка. Наш Белгород — город первого салюта. Мы первые освободились от фашистов.

Мы потомки тех, кто привык воевать и побеждать. Это у нас в крови. Это наш смысл и наша суть. Нельзя победить тех, у кого в крови дух русского солдата!»

«Я девушка, мне 34, всю жизнь живу в Белгороде, у меня тут семья, дом, родители, работа. Очень жалко, что наш город украинские выродки пытаются превратить в Донецк. Если бы у меня были деньги, я бы уже уехала, — заочно спорит другая подписчица. — Страшно ли нам? Страшно! ПВО может и пропустить снаряды. Не все, но и одного хватит для инфоперемоги этим нелюдям, стоящим с реактивными системами залпового огня в Харьковской области».

«И мы каждый раз вздрагиваем. Наши дети ревут от этих взрывов и боятся. Сами боимся, потому что на работе, а дети сейчас одни дома на дистанционном обучение. Но мы никуда отсюда не уйдём, что бы ни было. Никогда», — подытоживает третья.

Внешне Белгород совсем не изменился. Людей на улицах меньше не стало, пробки, как и прежде, собираются в час пик. Зато добавилось памятных мест, с которыми теперь знакомят гостей.

— Вот здесь у нас был мощный «прилет». Пятеро человек погибли, в том числе — семья беженцев из Харьковской области, — показывает на пустырь знакомая журналистка. — Тут частный сектор был. Разрушенные хаты посносили. Пострадавшим выделили жилье. Кому — дома, кому — квартиры. По их желанию.

Мы едем по городу, как на прифронтовой «экскурсии». Там разбомбили нефтебазу, здесь заходили на атаку украинские вертолеты, тут ударили по электроподстанции. Так же можно ездить по Донецку. Или по Алчевску…

— Вот буквально несколько дней назад в высотку ракета влетела, — показывают мне многоэтажку в районе Харьковской горы.

Жильцов из этого дома выселили полностью на время ремонта. Предстоит поменять разрушенные плиты верхних этажей. Подходы к высотке перекрыты полицией, которая вежливо просит прохожих обходить квартал. Вот вам уже и приметы режима «среднего уровня реагирования».

В целом его введение на местных жителях сказалось чуть больше чем никак. Потому что многие его положения за последние восемь месяцев так или иначе здесь уже были введены. От проверок на дорогах до отселения людей из опасных зон.

Двор детского садика в Муроме

— Вот вы сколько дней в году отдыхаете? — смотрит на меня с вызовом пожилая женщина в фойе одной из белгородских гостиниц. Вместе с подружками она «режется» в дурака.

— Две-три недели, — говорю.

— А мы уже восемь месяцев! — жалуется она.

Жителей приграничной Журавлевки вывезли самыми первыми еще в начале спецоперации. Когда в их поселке не стало ни воды, ни электричества, ни газа. А обстрелы превратились в рутину.

— Условия тут хорошие, грех жаловаться. Курорт. Но мы же не городские. Мы сельские. Что нам эти условия? Разве можно столько отдыхать, сидеть и петь? На огород надо, работать. Куры, козы…

— А если предложат дом в другом районе?

— Нет, только свое. Даже пусть будет разбитое. Будем шалаши строить поначалу. Как после войны родители, деды восстановили. Но мы никуда не пойдем оттуда. У меня дочь похоронена там. Вы представляете, как это поменять? Если там приросли все. По семьдесят лет прожили. Почему мы сейчас ночами и не спим. Каждая яблоня там посажена, каждое деревце. И вдруг пойти на какое-то новое место. И в этом возрасте. Так что нам хвастаться нечем. Разве мы думали, что так будем отдыхать?

Покидать свои дома, конечно, хотят не все. Я встречал этот тип людей в Донбассе. «Ехать некуда. Везде стреляют — от судьбы не убежишь. На кого животину бросить…» Животных, к слову, из расселенных белгородских деревень пристраивают по дворам, до которых украинская артиллерия не достает. А оставленным собакам периодически привозят корм сотрудники местного УВД. Но на каждое село всегда найдутся пара человек, которые уезжать отказываются наотрез.

— Шебекино вон обстреливают, где теперь безопасно? — отмахивается дед из поселка Середа. — Я жил в общежитии когда-то, больше не хочу. Дождусь победы здесь. Чувствую, что скоро перелом должен быть. Летом хуже было, столько ракет летало. По полям