Читать книгу - "Волкодавы СМЕРШа. Тихая война - Олег Таругин"

Военный госпиталь N. Конец весны 1943 года

Могучая плюха ударной волны впечатала Сашку в снег, щедро отходив по спине комьями выдранной взрывом мерзлой глины. Щеку оцарапала ледяная корочка проломленного наста, однако боли он даже не ощутил. Близко легло, мать-перемать! Глаза запорошило снежной пылью и дымом, ноздри забила тухлятина сгоревшего тротила. Не успел он прийти в себя, как рвануло еще раз: ТУ-Д-ДУМ! Почва мощно вздрогнула, короткой судорогой подкидывая тело; по спине, уже не ощущавшей ударов, снова замолотили комья, по твердости сравнимые с камнями. Беззвучно, словно в старом немом кино, рухнула перебитая у комля сосна, ломая сучья и обрушивая вниз слежавшуюся снеговую шапку. Дышать было нечем; повсюду, во всем мире, внезапно сузившемся до размеров больничной койки, осталась только эта тошнотворная вонь.

«Следующий – мой», – отстраненно подумал Гулькин, отчего-то не испытав вовсе никакого страха. Страх, равно как и все остальные чувства, остался где-то там, в прошлой жизни, которая закончилась с началом артобстрела. По самому краешку оглушенного сознания скользнула ленивая мысль – все повторяется. Подобное уже было меньше двух лет назад. Тогда, под падающими с выворачивающим душу воем немецкими минами у него тоже не осталось никаких эмоций и чувств. Все повторяется… Только тогда было лето, и ноздри забивала всепроникающая пыль, а сейчас – начало весны и снег. Одно только обидно: на этот раз перепахивающие землю осколочно-фугасные гранаты – наши.

Журчания нового снаряда осназовец не услышал: уши напрочь забило несуществующей в реальности ватой еще в самом начале обстрела. Не услышал, зато почувствовал. Всем, как говорится, естеством ощутил.

Тяжелый удар близкого разрыва. Разрывающий легкие екающий толчок перепада давления. Короткая резкая боль в перебитой осколком ноге. Темнота, где нет ни начала, ни конца…

Лейтенант^[24] оперативной группы СМЕРШа Александр Викторович Гулькин, сдавленно захрипев, в очередной раз родился заново и проснулся на скомканной, мокрой от пота госпитальной простыне…

Твою ж мать, снова! Да сколько ж можно-то?! Каждые несколько дней, с завидным постоянством – один и тот же сон-воспоминание. Поначалу он еще и орал как резаный, подсознательно пошире раскрывая рот и спасая от баротравмы барабанные перепонки, чем пугал медсестер и соседей по палате, но затем научился обходиться стоном или хрипом, вот как сейчас. И все равно неприятно.

Полежав несколько минут, успокаивая дыхание и зашедшееся в бешеном ритме сердце, Александр осторожно огляделся сквозь прищуренные веки. Вроде все в порядке, никого не разбудил. И то хлеб. Пятиместную палату, куда, как подозревал Гулькин, его положили по большому «блату» (в остальных помещалось куда больше раненых, а кое-кто и в коридорах располагался), заливал ровный свет раннего утра. Легкий ветерок лениво колыхал накрахмаленные занавески на окнах – уж вторая неделя пошла, как окончательно растеплелось, и окна перестали закрывать на ночь.

Соседи дрыхли по койкам, наслаждаясь последними минутами до побудки: поднимали в госпитале рано, в шесть уже начинались процедуры. Кому назначенный врачом укол, кому горсть таблеток, кому обработка раны, перевязка или физиопроцедуры, остальным – просто подъем, чтобы жизнь медом не казалась. Тем, кому никаких назначений не полагалось, в принципе, не запрещалось покемарить еще часок, но попробуй тут усни, когда по всем коридорам и палатам начинается ежеутренняя движуха! А спать фронтовой люд приучен чутко, не на гражданке, чай. Это там, на фронте, можно и под грохот канонады задрыхнуть, а здесь, в тылу, все наоборот. Эдакий парадокс…

Осторожно, чтобы не скрипнуть пружинами, присев на койке, Сашка с наслаждением пошевелил пальцами. Раненая нога уже с неделю не подводила хозяина – и перебитая кость срослась, как нужно, несмотря на сложный оскольчатый перелом, и пальцы работали нормально. Так что зря переживал, пронесло, не стал он инвалидом. И ногу не отняли, и на костыле до самой старости хромать не придется. Значит, не комиссуют; значит, скоро обратно на фронт, к ребятам! Поработать, конечно, придется: мышцы от долгого бездействия ослабли – «атрофировались», как по-научному обозвал это военврач, – так что нужны постоянные тренировки. Ну да ничего, дело наживное. Тем более, тренируется он каждый день – сбегает потихоньку в дальний угол окружающего госпиталь старого фруктового сада и разрабатывает ногу, потихоньку увеличивая нагрузки. Сначала просто ходил кругами, считая шаги, затем начал приседать, дойдя до десяти за раз. Еще неделя – и восстановится. Некогда ему тут разлеживаться, и без того кучу времени зазря потерял…