Читать книгу - "Отец и сын - Георгий Марков"

Скобеев отомкнул увесистый, слегка подернутый ржавой накипью замок и поднял крышку западни. Открылся ход в трюм. Надюшка спустилась вслед за Скобеевым по крутой лестнице на дно паузка. Товаров здесь было тьма-тьмущая! На полках, протянувшихся вдоль стенок, штабелями лежали разноцветные куски материи, платков, полотенец, коробки с пуговицами, бусами, одежными крючками. А в глубине трюма с вешал, поднятых к самой палубе, спускались пышные хвосты и лисиц, и белок, и колонков. Видно было, что база ведет торг успешно. Большую выгоду принесет она государству.

— Ого! Есть чем у вас таежных жителей нарядить! — с искренним восторгом воскликнула девушка, одним глазом уже прикидывая, какую из этих материй купить себе на платье.

После осмотра первого паузка Тихон Иванович показал Надюшке и второй и третий. В этих паузках были другие товары; съестное: мука, крупы, соль; промысловые охотничьи припасы: порох, дробь, пистоны, даже ружья и рыболовные снасти — сетевая и неводная дель, блесна. Как и в первом, здесь полным-полно было разной пушнины. На палубе третьего паузка возвышался ярус бочек, издававших острый запах соленой рыбы.

— Ну как, Надежда, есть кое-что у нас по мелочи? — хитровато прищурив глаза, спросил Скобеев.

Он понравился Надюшке с первой минуты. Теперь, когда она осмотрела всю базу, ей показалось, что она знает этого веселого и приветливого человека много лет. С ним было просто, хорошо, и она смущалась только в самом начале разговора.

— Да уж надо бы лучше, да некуда, дядя Тихон! — восторгалась Надюшка.

Черед дошел до покупки выдры. Девушка нахмурилась, жар кинулся в руки, ладони вспотели. В ушах зазвучал наказ Порфирия Игнатьевича: «Смотри, ох, смотри в оба, обжулят! Они хоть и товарищами прозываются, а своя рубашка и у них ближе к телу». И Порфирий Игнатьевич назвал цену, какую, по его мнению, должны заплатить на базе за выдру.

Скобеев несколько минут рассматривал шкурку. Он нюхал ее, сложив губы трубочкой, раздувал мех, встряхивал и даже тискал в своей узловатой пятерне. Пока они осматривали товары, Скобеев кое-что успел узнать от Надюшки о ее жизни.

— Сколько хозяин твой, красна девица, велел за выдру взять? — прищурясь, спросил Тихон Иванович.

Надюшка вспыхнула, зная ухватку Порфирия Игнатьевича ценить свое втридорога. Но поступить по-другому она не могла. Сдавленным от волнения голосом назвала цену, назначенную дедом. Скобеев от удовольствия даже подпрыгнул.

— Продешевил, жмот! — с азартом закричал он. — И как еще продешевил-то! На треть выше его цены база платит. Шкурка выдры — первый класс, она пойдет по высшей сортности. Вот так, красна девица! Вот так у нас, красавица!

Скобеев заразительно смеялся, хлопал себя по бокам, сдвигал кепку на самую макушку. Надюшка смотрела на него пристально и даже как-то придирчиво и все еще не верила тому, что услыхала. Поставь на место Скобеева Порфирия Игнатьевича или матушку Устиньюшку, окажись в их власти такой случай — ни за что бы эту самую треть цены от себя не упустили, положили бы разницу в собственный карман, без всякого сомнения! Она стояла в некотором оцепенении, с опущенными руками. Ветерок ворошил прядь ее мягких волос, выбившихся из-под платка. В глазах и настороженность, и удивление, и затаенный восторг.

— Что, девица, задумалась? — по-прежнему весело спросил Скобеев, понимая, какие чувства теснятся в ее душе.

— Другой бы на вашем месте, дядя Тихон, разницу-то в цене так бы и заглотнул, — сказала Надюшка. Помолчав, добавила: — Чистая у вас душа, ангельская…

— А ты брось меня в святые зачислять. Таких людей на земле — не перечесть. Разве рабочий человек пойдет на обман и преступление? Ты вот сама-то разве иначе поступила бы? — Коричневые глаза Скобеева так и обжигали Надюшку.

— Уж что вы! Ясно, как день…

— Вот то-то же! Ну, выбирай товары, а я буду счет тебе выписывать, чтоб отчиталась перед хозяином за каждую копейку.

Надюшка выбирала не спеша. Скобеев терпеливо ждал ее, потом тщательно отмерял, взвешивал, записывал в продолговатую тетрадь наименование товара и сколько отпущено. Надюшка купила все, что было заказано. Скобеев завернул покупки, перевязал шнурком, потом отсчитал деньги, которые полагались за выдру сверх всех проданных товаров. И деньги и «фактуру» (тонкий листок, исписанный синим химическим карандашом) Надюшка спрятала за пазуху.

— Теперь пойдем, красна девица, попьем чайку на дорогу. Уж так у нас полагается, — выпуская девушку из трюма, сказал Скобеев.

Вероятно, Надюшке следовало отказаться от приглашения, но ей было интересно и хорошо с этим человеком, и в ответ она промолчала.

Скобеев быстро подогрел чайник, сходил на катер, откуда все время доносилось легкое позвякивание («Ремонтируют», — смекнула Надюшка). Он принес хлеб и котелок с вареной рыбой. Неподалеку от костра, на чурбаках, врытых в землю, был сооружен стол. Скобеев придвинул Надюшке скамеечку той же серо-белой окраски, что и катер.

— А у меня, красна девица, дочка есть, — рассказывал за чаем Скобеев. — Постарше тебя годами будет. В комсомол вступила, курсы учителей окончила и вот откололась. Второй год свет и знания в деревню несет… А вот я тоскую. Пока летом плаваю по таежным рекам — ничего, терпимо, а зимой хоть волком вой. Жена у меня в войну скончалась…

Глаза Скобеева поблекли, лицо помрачнело, и он показался Надюшке сейчас гораздо старше, чем в первые минуты встречи. Она слушала его внимательно, но думала о своем. Когда Скобеев умолк, Надюшка с волнением в голосе сказала:

— Дядюшка Тихон, а вы не знаете, в Каргасоке кому-нибудь нянька требуется?

— А что тебе? Задумала выбираться в жилые места? — с сочувствием в голосе спросил Скобеев.

Надюшка чистосердечно рассказала о своем намерении. Жить дальше так нет мочи. Хоть и родня она Порфирию Игнатьевичу, да от этого ей не легче. Непосильно тяжелая работа. Одиночество. Постоянные попреки и подозрения. Годы идут, а она остается почти неграмотной. Что ей сулит здесь будущее? Беспросветность.

Скобеев слушал, покачивая головой, щурясь, собирая морщины к погрустневшим глазам. Своей откровенностью и доверчивостью девушка располагала к себе.

— Вот она какая у тебя, голубушка, жистянка-то… не позавидуешь! Верное ты дело наметила. И не сомневайся и не откладывай. Твой путь в комсомол, на рабфак… — Он замолчал, призадумался, потер ладонью лоб. — А в няньки идти погоди. Из огня да в полымя. Мало радости. Попробуем иначе.

Он вытащил из кармана своей поношенной и замусоленной курточки толстую тетрадь и, раскрыв ее, начал что-то писать. Надюшка через его плечо следила за карандашом, но, как ни напрягалась, прочитать не могла.

Вдруг Скобеев, не закончив строку, отступил ниже и четкими печатными буквами написал: «Член ВКП(б)».

— А что такое, дядя Тихон, ВКП(б)? — спросила Надюшка, заглядывая Скобееву в лицо нетерпеливыми от жаркого любопытства глазами.

— ВКП(б) — то? — По возвышенному тону голоса, по мимолетному взгляду, полному скрытой торжественности, Надюшка поняла, что это что-то необыкновенное, значительное. — ВКП (б), красна девица, — это Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков). О коммунистах слышала? О Ленине что-нибудь знаешь?