Читать книгу - "Тихая ночь - Чарльз Эллингворт"

— Я знаю, почему ты здесь. Теперь, когда Россия вступила в войну, пришло время действовать, не так ли?

Жислен кивнула.

— Да. Виктор хочет встретиться завтра. Я знаю, что он не доверяет коммунистам; он думает, будто они собираются перехватить контроль и использовать движение в собственных целях. Так что, подозреваю, он хочет утвердить свою власть, пока есть такая возможность. Во Франции все всегда сложно, — горько усмехнулась она, — даже борьба против бошей.

— Где?

— В моей квартире; завтра в шесть. И мне жаль, chérie. Правда. Я приходила не затем, чтобы ссориться с твоим отцом. Ты это знаешь, не так ли?

Мари-Луиз кивнула:

— Да. Знаю.

* * *

Следующий день она провела, не видя ни Адама, ни отца. В прохладные часы раннего утра она слышала усталые шаги пилота на лестнице. Мари-Луиз представила, как он валится на постель и неподвижность мертвого сна сковывает его изнуренное тело. К ней самой сон уже не шел, поэтому, стремясь избежать встречи с отцом, она встала раньше обычного и отправилась в школу, когда тишину рассветных часов не нарушали даже телеги первых фермеров, везущих товары на рыночную площадь. Мари-Луиз села у порога своего класса и закуталась в шаль, чтобы укрыться от утренней прохлады; ее глаза слезились от недосыпания.

Когда солнце взошло над стеной соседнего дома, Мари-Луиз позволила светлячкам отраженных от век лучей заиграть перед глазами и уступила удовольствию короткого забытья. Каждый раз, когда отступала дрема, к ней возвращалось смятение ночи.

Мари-Луиз не могла отделаться от ощущения, что ее рвут на части противоборствующие силы — верность и любовь, дочерний долг и патриотизм, — но ни одна из них не показывает своего лица; все они двойственны, все в разладе с собой и друг с другом. Ее манила непоколебимая уверенность крестоносца или одержимая целеустремленность, которой загораются подростки, — что угодно, лишь бы не дыба метаний, на которой ее сейчас растягивало. Единственные люди, с которыми она могла поговорить, как раз и были теми канатами, которые дергали ее в разные стороны.

Урывками Мари-Луиз дремала и терзалась, пока ее не растолкал директор, добрый человек, лицо которого в предыдущую войну обезобразила шрапнель, оставив его с одним глазом, половиной носа и неспособностью улыбаться.

Шок пробуждения выбил Мари-Луиз из равновесия. Груз неразрешенных сомнений теперь смешался с тревожным образом уродства, который то и дело выплывал из подсознания. Весь день она чувствовала себя не в своей тарелке, словно так до конца и не проснулась. Уроки будто бы вел другой человек, за которым она наблюдала вблизи, а голос бестелесным звуком лился отдельно от мыслей. Мари-Луиз поглядывала на учеников, пытаясь угадать их реакцию на свое странное поведение, но видела лишь привычные лица и традиционную ennui^[97] в глазах лентяев. Никто не смотрел на нее как на чужака, которым она себя ощущала.

Во время обеда Мари-Луиз прогулялась, но ощущение отчужденности не покидало ее до вечера, пока в шесть часов она не очутилась у лестницы, ведущей в квартиру Жислен. Услышав голоса, Мари-Луиз замешкалась, надевая маску спокойствия и тяжело дыша в попытке восстановить ощущение если не душевного, то хотя бы физического равновесия, прежде чем подниматься по ступенькам.

В комнате оказалось больше людей, чем она ожидала. Кроме Виктора с Жанетт и остальных, кого она знала, явилось двое новых мужчин. Оба незнакомца были одеты в костюмы, но разительно отличались внешне: один был огромный, с покатыми плечами и обезьяньей осанкой; второй — сухопарый, аскетически сложенный, в очках без оправы и с капризным выражением лица раздосадованного преподавателя. Они представились Феликсом и Этьеном соответственно. При виде Мари-Луиз Виктор всего лишь кивнул, с улыбкой, но деловито. Он занял позицию у камина, одной рукой открыл крышку карманных часов, а другую поднял, давая понять, что ждет тишины. Прежде чем заговорить, он внимательно вгляделся в каждого из присутствующих.

— Нет нужды объяснять вам, каково значение вчерашнего дня. Не стану делать вид, будто мне нравятся коммунисты или что меня восхищает их рабское повиновение Москве. Но теперь, когда Россия вступила в войну, у нас во Франции многое переменилось. Сейчас на нашей стороне враги фашизма, те, кому, наверное, стоило проявлять больше патриотизма в течение последних двух лет омерзительного пакта Риббентропа-Молотова. Феликс и Этьен случайно оказались рядом с нами в очень благоприятный момент. Феликс разбирается во взрывчатке, а Этьен научит нас, как пользоваться радиосвязью — и убивать. Этьен получил от генерала де Голля приказы — или, скорее, инструкции, потому что у каждого формирования остается широкий простор для импровизации. Скажу только, что мы открываем во Франции еще один фронт. Мы победим бошей, сколько бы лет на это ни потребовалось. Vive la France!^[98]

Все смотрели друг на друга, тронутые его речью. Из-за того, что обстановка была напряженной, отклик получился немного смущенным.

— Vive la France!

— Этьен, возможно, вы могли бы рассказать нам, какие приказы отдал генерал?

Этьен кивнул, в два шага оказался рядом с Виктором и сел на край стола. Его поджатые губы чуть искривились, что при других обстоятельствах могло означать неприязнь, а пальцы, как паучьи лапы, широко раскрылись, упершись кончиками в столешницу.

— Генерал сказал, что вы и другие, подобные вам, — это истинное сердце Франции, которое до сих пор храбро бьется, невзирая на то, что наша страна в цепях. Он и силы Свободной Франции в Англии — ключ к замку на этих цепях, и как только представится удобный момент, они сделают все, что в их силах, чтобы освободить нашу страну. Но до тех пор сердце должно неустанно биться, чтобы Франция оставалась живой и свободной, если не телом, то духом. Наши солдаты в немецком плену не могут взять эту задачу на себя, поэтому только вы способны показать нацистам, что, даже оккупировав нашу родину, они никогда не будут чувствовать себя в безопасности на ее земле: никогда не смогут сидеть в наших кафе без страха быть встреченными бомбой или пистолетом. Я пришел, чтобы обучить вас и дать вам инструменты для борьбы.

Он повел бровью, взглянув на Виктора, и тот продолжил:

— Мы выделили две цели: казармы в Этапле и аэродром в Ле-Туке. В бараках размещен гарнизон и войска, которые могут использовать для новых попыток вторгнуться в Англию — хотя теперь, когда Гитлер напал на Россию, это кажется маловероятным. А Ле-Туке явно попадает на передовую линию, поскольку там находится база бомбардировщиков. Все, что возможно сделать на этих объектах, поможет генералу в войне, которую он ведет через Ла-Манш. На данный момент казармы представляют собой удобную цель для бомбы — и тут неоценимой будет для нас работа Феликса.

Феликс в ответ улыбнулся и кивнул.