Читать книгу - "Реквием по шестой роте - Владислав Владиславович Шурыгин"

Еще вчера вечером за столом было не протиснуться. Отмечали день рождения замкомэска Партикеева. А вот теперь ему, целому майору, ветерану нескольких войн, выпить, понимаешь, не с кем.

Неожиданно краем глаза он уловил в углу казармы движение. Кто-то лежал на кровати. Салимов приподнялся, пытаясь узнать лежащего, но лицо его было закрыто какой-то книжкой, которую тот читал. И все же по какому-то наитию Вовка его узнал.

— Васильев, ты?

Из-за книжки показалось знакомое худощавое лицо Васильева — штурмана гусаровского экипажа.

— Ну-ка, иди сюда.

— Нет, Магомедыч, я пас, — отозвался Васильев, сообразив, для чего именно зовет его Салимов.

— Ты это кончай, Андрюха! Тебя целый военный майор вызывает. Твой замполит, между прочим. Иди сюда.

— Магомедыч, я больше не пью, — заныл Васильев.

— Ты не агитируй, ты сюда иди.

Васильев нехотя встал с койки, сунул ноги в солдатские шлепанцы и направился к койке Салимова.

«Их же вчера проконопатили», — вспомнил Вовка.

Он был в воздухе, когда услышал доклад, что в районе Арштов «восьмерка» Гусарова попала под плотный зенитный огонь. С окраины села по вертушке отработало десятка полтора стволов. Больше тридцати дырок привез Серега. Пули пробили маслопровод, топливные баки, посекли приборную доску, но главное — одна из них повредила движок, а другая пробила лонжерон. До аэродрома Серега дополз только чудом. Масло текло по остеклению кабины, температура росла. Еще бы минут пять, и точно бы поймали клин…

Впрочем, самое худшее судьба от них отвела. Граната, выпущенная из РПГ с крыши дома, срикошетила о кожух пылезащитного устройства и рванула самоликвидатором метрах в ста от фюзеляжа.

Главное — обошлись без потерь. И хотя на борту находились четырнадцать человек, пули всех обошли. И только молоденькому лейтенанту одна рикошетом раздробила голень.

…Не зря говорят, что самые опасные на войне — это первый и последний день. Лейтенанта покалечило в его первый час на войне…

Инженеры, осматривавшие «восьмерку», только головами качали. Работы теперь как минимум на неделю. И если сам Гусаров к этому случаю отнесся вполне философски, то его штурман явно «клинил». Сначала он жадно выкурил целую пачку «Явы», не куря до этого ни дня. А затем вообще впал в ступор. Молча сидел за столом, не обращая внимания ни на что и не откликаясь на обращения.

Понятное дело, что сегодня экипажу дали отдых. Самого Гусарова уже давно след простыл. И Вовка примерно догадывался, где тот может в этот момент находиться. Еще с вечера Гусаров просто бредил «Балтикой», которую на Ханкалу почему-то упорно не завозили.

Васильев подошел, сел напротив, и Вовка заметил лихорадочный блеск в его глазах. В руках Васильев держал какую-то затрепанную книжицу. «Молитвослов» — разобрал он название.

Отыскал чистые стаканы. Плеснул в них водку.

— Давай, за здоровье!

— Нее… — протянул Васильев, — не буду. Я теперь вообще больше не пью.

— Ты кончай «грузиться». — Вовка озабоченно нахмурился. — Бывает. Все мы дырки привозили. Мы, в конце концов, военные летчики, а не армия спасения. Конечно, не по шерсти, когда видишь, как по тебе бьют. И привыкнуть к этому нельзя. Все боятся — командующий, и летеха. Но и впадать в ступор нельзя. Прошло уже. Все! Выпей и забудь!

Андрей непокорно сверкнул глазами. Сжал в руках томик «Молитвослова», как партбилет перед голосованием.

— Магомедыч, ты в Бога веришь?

— А то как же. Вот, смотри… — Вовка вытащил из-за пазухи крестик на тесемке. — Перед командировкой жена отвела меня в церковь. Крестила. Так что я теперь православный татарин. Иже еси не небеси… Но водку на земле пью…

…Через час Васильев заплетающимся языком объяснял, рубя ладонью воздух:

— …И понимаешь, я же его рожу вижу. Пасть оскаленную, глаза выпученные. Вижу, как затвор у него дергается вперед-назад. Как пламя ствол закрывает. И он, сука, по мне лупит. Понимаешь! По мне! Я Сереге кричу — бей! А он все тянет и тянет. И так целую вечность. Затвор дергается. Вспышки. Дырки в стекле, а Серега все не стреляет…

Сам Вовка слушал этот словесный поток уже в полудреме. Ему было хорошо и спокойно. Выговаривается Васильев. Водку выпил. Значит, в себя приходит. Главное, в себе это не держать. Снять с души. У медиков ступор, кажется, шоком называется.

И его так же «клинило» в свое время. В прошлую «Чечню», когда впервые его «восьмерка» сошлась в дуэли с чечиковской «зэушкой». Тогда все решали мгновения. Восьмерка с десантурой на борту завернула за угол склона, выходя в район десантирования. И там буквально наскочила на дудаевскую «зэушку», развернувшуюся на скальном балконе. Отвернуть, уйти было нельзя. Слева и снизу гребень скалы. Развернуться вправо, но это значит подставиться под огонь в упор, а с такого расстояния не было ни одного шанса уцелеть. И он инстинктивно, буквально «на пятке», развернулся и, резко накренив «восьмерку», поймал в прицел зенитку. Он еще успел увидеть, как лихорадочно крутит баранку наводки чеченский наводчик, ловя его самого в паутину прицела. Он увидел, как напрягся «дух», как его нога потянулась к педали «спуска», и в этот момент он надавил на гашетку «нурсов», а потом, дав максимальный газ, рванул ручку управления на себя. Близкий разрыв подбросил вертолет, и он, уже едва увернувшись от скалы, скользнул в спасительную чашу долины.

А потом, на аэродроме, он вот так же курил одну сигарету за одной и цедил сквозь зубы обжигающий спирт — универсальный русский «антишок»…

Сколько с тех пор было таких вот дуэлей, сколько раз по прилету техники считали дырки в фюзеляже?

Вообще с каждым годом мужиков из старой гвардии остается все меньше и меньше. Из тех, кто прошел Афган, летал в Африке, кто помнит времена Союза. Это уже все больше командиры полков, командующие. Редко кто в комэсках задержался. А вот Салимов так в замполитах и остался. Ну не тянет его командирствовать. Не тот характер. Ему нравится с людьми работать, быть среди них. И летать. Где только он не летал. Работал с космонавтами. Разыскивал приземлившиеся экипажи. Потом занесло его в Африку, в Анголу. Потом была первая Чеченская война. Командировка в Таджикистан. И вот теперь он третий месяц здесь…

Новую власть Салимов недолюбливает. А за что ее любить? Ну, к примеру, какому кремлевскому остолопу взбрело в голову заменить слово «замполит» каким-то детсадовским «воспитатель»…

Принципиально Салимов не выбросил и свой партбилет. «Я советский человек! — говорит он о себе. — И меня уже не переделаешь…».

Правда, в полученном им от Министерства обороны коттедже на Смоленщине он больше склонился к буржуазной роскоши. Своими руками выстроил в подвале отличную баню и выкопал бассейн…

К обеду вернулся Серега Гусаров. Да не один, а с двумя журналистами. Усадил их за стол. Из парашютной сумки на стол извлекли целую батарею «Балтики».