Читать книгу - "Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин"

Будучи ярым сторонником создания антисоветского военно-политического блока, что существенно выходило за рамки поставленных перед ним задач, Осима весной 1935 г. провёл зондажные переговоры по этой проблеме с Риббентропом, который заявил ему о готовности германского правительства заключить союз с Японией. В сентябре к переговорам подключился Канарис[457].

Осима выдвинул проект договора между Японией и Германией, предусматривавший нейтралитет каждой из стран в случае войны другой с Советским Союзом. Для уточнения позиции германских кругов в декабре 1935 г. в Берлин прибыл специальный уполномоченный Генштаба Японии начальник аналитического отделения 2-го управления подполковник Вакамацу Тадакадзу. К моменту его прибытия мнение ГШ сводилось к тому, что Япония нуждается в сильном европейском союзнике для выхода из международной изоляции, возникшей после так называемого «маньчжурского инцидента», а также для сдерживания экспансии коммунизма в Китае и роста советского военного присутствия на Дальнем Востоке. Вакамацу провёл серию встреч с Риббентропом и Бломбергом, доведя до них мнение Генерального штаба о желании Японии заключить военное соглашение с рейхом[458].

25 ноября 1936 г. договор, получивший название Антикоминтерновский пакт, был подписан в Берлине. Обращенный формально против Коминтерна, пакт своим остриём был направлен против СССР. В опубликованных статьях договора говорилось о желании Германии и Японии сотрудничать «против коммунистической подрывной деятельности», взаимно «информировать друг друга относительно деятельности Коммунистического интернационала» и «консультироваться по вопросу о принятии необходимых оборонительных мер». Секретная часть пакта предусматривала немедленное обсуждение мер, необходимых для защиты общих интересов Японии и Германии, если «одна из договаривающихся сторон подвергнется неспровоцированному нападению со стороны Союза Советских Социалистических Республик или ей будет угрожать подобное неспровоцированное нападение»[459].

Таким образом, пакт стал основой для тесных контактов между разведывательными органами японской и немецкой армий. Постоянное упоминание в тексте «обмена информацией» и «принятия оборонительных мер» против Коминтерна (СССР) можно расценивать как очерчивание конкретных направлений разведывательного сотрудничества двух государств.

Дальнейшим развитием японо-германских контактов в этой сфере стало подписание 11 мая 1937 г. Осима и Канарисом двух секретных договоренностей – «Дополнительного соглашения о японо-германском обмене информацией о Советском Союзе» и «Дополнительного соглашения о подрывной деятельности против Советского Союза». В их основу легли директивы военного министра и начальника Генштаба генерал-майору Осима от 5 февраля 1937 г. об условиях двустороннего сотрудничества, предусматривавшие взаимный обмен информацией о Советском Союзе и Красной армии, обоюдные консультации и ограниченное взаимодействие в подрывной работе против СССР, регулярные ежегодные совещания по вопросам информационного обмена и диверсий[460].

В соответствии с «Дополнительным соглашением о японо-германском обмене информацией о Советском Союзе», он вёлся через военных атташе обеих стран в Берлине и Токио. Передаваемые сведения касались состояния Красной армии, Военно-морского флота, военной промышленности, подрывных операций и подлежали оценке японской и немецкой разведками.

«Дополнительное соглашение о подрывной деятельности против Советского Союза» предусматривало разделение Евразии на три зоны ответственности: Европа признавалась сферой исключительных интересов Германии, Восточная Азия – Японии, а Турция и Иран становились сферой совместной разведывательно-диверсионной работы. План подрывной деятельности на 1937–1941 гг. предполагал поддержку националистического движения в СССР, проведение антикоммунистической пропаганды и подготовительных мероприятий по разжиганию революционной, террористической и повстанческой активности в начале войны. Применительно к регионам намечалось осуществить следующие мероприятия:

– в Турции и Иране – подкуп военно-политического руководства страны, создание и расширение сети разведывательно-диверсионных резидентур в приграничных с Советским Союзом районах, организация связи с агентурой и антисоветскими группами на побережье Чёрного моря и на Кавказе, формирование контрреволюционных партизанских отрядов, их обучение и вооружение;

– на Кавказе – организация нелегальных диверсионных групп в Баку, Грозном, Тбилиси, Владикавказе и Батуми, разложение дислоцированных там частей Красной армии и подготовка общего вооружённого восстания;

– в Европе – вовлечение в орбиту фашистского влияния Болгарии и Румынии, формирование на их территории диверсионных баз, вербовка и подготовка повстанцев из числа кавказских мигрантов.

При этом ключевая роль в проведении подрывных акций в южных районах СССР отводилась националистической группировке Гайдара Баммата, которой планировалось выделить значительные финансовые средства[461]. Не случайно, что уже 19 мая 1937 г. военный министр Японии генерал армии Сугияма Хадзимэ распорядился перевести из секретных фондов своего ведомства через Немецко-азиатский банк в Кобэ на счёт берлинского «Райхсбанка» колоссальную сумму в 250 000 иен для оплаты расходов некоего «Доктора Хартунга»[462].

Подписанные японо-германские соглашения являлись частью мобилизационного «Плана подрывных операций» Генштаба Японии от 1932 г., предусматривавшего заблаговременную подготовку агентурно-диверсионного аппарата в Советском Союзе и в приграничных с ним странах для уничтожения советского тыла и срыва перевозок материальных ресурсов, призывных контингентов и военной техники на Дальний Восток в случае советско-японской войны. Аналогичную работу проводили и советские специальные органы в странах Европы, Ближнего, Дальнего Востока и Северной Америки, для чего в 1927 г. в Разведупре РККА был создан сектор активной разведки во главе с С.В. Жбиковским, а в ИНО ОГПУ в 1929 г. – спецгруппа Я.И. Серебрянского.

Для Германии соглашения с Токио имели принципиально иное значение и являлись частью её политики расширения жизненного пространства за счёт поглощения СССР. Крайней датой завершения двусторонних мероприятий по созданию в приграничных с Советским Союзом странах агентурно-диверсионного аппарата был обозначен 1941 г., что однозначно свидетельствовало о намерении Третьего рейха напасть на нашу страну в указанный срок.

Однако двусторонние соглашения носили локальный характер и не были парафированы германским правительством, так как на тот момент Военное министерство и МИД возглавляли прокитайски настроенные Вернер фон Бломберг и Константин фон Нейрат, не заинтересованные в расширении контактов с Японией в ущерб интересам Германии в Китае. Ситуация изменилась только после назначения главами военного и дипломатического ведомств в феврале 1938 г. членов прояпонской фракции Вильгельма Кейтеля и Иоахима фон Риббентропа[463]. Согласование деталей с ними заняло восемь месяцев, и 7 октября текст «Дополнительного соглашения о японо-германском обмене информацией о Советском Союзе» был парафирован[464].

Не стоит, однако, переоценивать масштабы предвоенного взаимодействия двух разведслужб. Используемые ныне оценки результатов японо-германского сотрудничества в области разведки и диверсий против СССР во второй половине 30-х гг. основываются главным образом на докладе рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера Адольфу Гитлеру от 31 января 1939 г., который позднее был представлен стороной обвинения Токийскому трибуналу. В докладе, в частности, отмечалось, что на встрече с Осима последний сообщил ему о проведённой совместно с абвером «большой работе по разложению России через Кавказ и Украину» и переброске 10 русских агентов на советскую территорию через Кавказ с задачей ликвидировать И.В. Сталина, которые были убиты[465].

Комментируя этот документ, Осима дал показания трибуналу, что