Читать книгу - "Чако, 1928-1938. Неизвестная локальная война. Том I - Олег Евгеньевич Царьков"

II

.Начало.

1. Планы сторон.

Доктрины и стратегические концепции. Прогнозирование характера военных действий и военные планы сторон.

С точки зрения военной теории ни Боливия, ни Парагвай не имели полноценного плана военных действий. В головах их военных руководителей витали смутные идеи, которые периодически излагались на бумаге. Например, в Боливии господствовали идеи генерала Г.Кундта, положившего в основу плана захвата Чако метод «ползучей оккупации». После его отставки никаких внятных оперативно-стратегических планов в Генеральном Штабе не имелось. Парагвайское военное руководство пыталось разработать стратегический план войны, но разошлось во мнениях относительно оперативного планирования. К началу боевых действий Генеральный Штаб имел некий план, разработанный его начальником Х.Айялой. Способности этого офицера были весьма ограничены и его проект скорее напоминал некую директиву, чем настоящий план. Реальное оперативное планирование в Генеральных Штабах обеих армий началось на рубеже 1932 года, когда оперативный отдел Генштаба Боливии возглавил немецкий генерал Клюг, а начальника армии Парагвая одно время замещал русский генерал И.Т.Беляев.

Осмысление исторических фактов гораздо труднее, чем их извлечение на свет. Понимание такого явления, как война, никогда не может считаться завершенным. История войны в Чако не может игнорироваться, ибо она предвосхитила опыт многих войн ХХ века. С другой стороны, это была последня локальная война за национальные интересы без привлечения тоталитарной идеологии. Эта война, как и все другие, возникла вследствие экономического соперничества держав, конкуренции, захватов, борьбы, ограниченности и злой воли политических лидеров. Можно констатировать, что элита Боливии и Парагвая, их военные и политики, долгое время балансировали на грани мира и войны, разжигая в собственных целях пограничный конфликт. Территориальная проблема нередко превращается политиками в выгодную ситуацию, столь необходимую для отвлечения общественного мнения от внутренних проблем страны. Качество решений в конфликтной ситуации зависит от политической культуры их принимающих. В 30-е годы ХХ века в Латинской Америке гражданское общество только нарождалось. Одновременно происходило изменение представлений о войне и мире, росло осознание социальных и материальных последствий войны. Однако, креольская верхушка по-прежнему культивировала пережитки монтонеры и каудильизма. Латифундии оставались оплотом феодализма и патернализма. В этих условиях политическое мышление правящих классов неадекватно воспринимало реальность и представляла собой пеструю мозаику прогрессивных и реакционных идей. Вследствие этого в кризисных ситуациях часто принимались поспешные решения, которые только усугубляли положение. Наиболее явно это происходит в условиях напряженности, когда правительствами абсолютизируется мощь оружия и золота. В подобных условиях военщина подсказывает силовое решение. Этот путь часто не соответствует интересам нации, поскольку пределы роста военной силы ограничены. Достигнув определенного предела, военные перестают играть роль политического регулятора внутри страны. В таких условиях безопасность утрачивается в региональных масштабах, процесс выходит из-под контроля, и перетекает в военный конфликт.

Анализируя любую войну, следует учитывать не только соотношение сил и качество оружия ее участников, но и их гражданскую позицию. Политические приоритеты подвержены мощному влиянию общественных условий. Конкретный исторический период порождает в любой стране своих гениев и злодеев, новые надежды и опасности. Модернизация Латинской Америки сопровождался освобождением от гнета иностранного капитала и земельной олигархии. В ходе ее общество освобождалось от предрассудков и заблуждений эпохи каудильо и связанной с ними военщины. Прошло еще полвека прежде. Чем этот процесс завершился, но уже тогда становилось ясно, что наступили новые времена. В этих условиях иностранный капитал также менял тактику, меняя «большую дубинку» на политику «доброго соседа». Эклектизм взглядов и ломка прежней морали определили у политических лидеров такие черты как подозрение, страх и недоверие. Они стали стимулами для нарушения стратегической стабильности на континенте.

Милитаризм, присущий верхушке латиноамериканского общества, стимулировался накоплением оружия. В условиях нестабильной политической ситуации военный потенциал становится средством престижа и самоутверждения нации. Несмотря на то, что обладание новыми видами вооружений само по себе не становится причиной войны, оно является важным средством достижения политических целей от защиты и обеспечения безопасности до угрозы и давления. Этот фактор поныне способен подтолкнуть к силовым решениям психологически готовых к войне политиков. Боливия имела больше техники, ее войска были прекрасно экипированы, в то время как Парагвай был настолько беден, что его солдаты шли в атаку босиком. Английское оружие оставалось бы железом на складах, а солдаты – в казармах, если бы не люди, приведшие военную машину в действие – Даниэль Саламанка и его генералы. Руководствуясь своими идеями и миражами, они намеренно спровоцировали военную конфронтацию вокруг Питиантуты, вылившийся в трехлетнюю войну. Парагвайские либералы, перед которыми также стоял ряд неразрешимых внутриполитических проблем охотно подхватили эстафету, начав общую мобилизацию. Таким образом, война в Чако стала не столько следствием гонки вооружений, сколько стремлением элиты обеих республик решить свои внутренние проблемы за счет соседа.

Джингоистская пропаганда вкупе с недостоверной информацией сыграла на патриотизме чоло и породила массовый психоз, который облегчил перерастание пограничного конфликта в Чако в широкомасштабную войну. Информационно-психологическая ситуация, созданная по заказу олигархов прессой Боливии и Парагвая, превратилась в мощную политико-идеологическую доминанту, заложниками которой стали сами инициаторы конфликта. Набрав силу, пропаганда и информация превратились в независимый от политиков и военных фактор, который обрел такую мощь, что повлиял на ход дальнейших исторических событий на два десятилетия вперед. Война в Чако стала не только военным, но и социальным потрясением для Боливии и Парагвая. После нее в обеих странах произошло коренное размежевание общества, приведшее Боливию к революции 1952 года, а Парагвай к диктатуре Альфредо Стресснера. С расстрела герцога Энгиенского любой агрессор стремился представить свои действия как вынужденные меры, вызванные высшими соображениями общей безопасности. При этом другая сторона объявляется опасным врагом, угрожающим целостности и процветанию. Часто к этому добавляется ссылка на историческую несправедливость. Действия инициаторов Чакской войны – президентов Д.Саламанки и Э.Айялы, со стоявшим у них за спиной Х.Ф.Эстигаррибией, Э.Пеньярандой, Д.Торо, О.Москосо и Р.Франко, противоречили логике общественного развития обеих республик. Преследуя различные интересы, эти и другие лидеры не смогли предвидеть общественного резонанса на содеянное ими. Никто из них не пытался соизмерить поставленные цели с усилиями по их достижению. На первом этапе конфликта оба противника старались избегать ситуаций, загоняющих их соперника в угол. Типичным примером этого является конфликт в Вангардии или превентивная оккупация парагвайских фортинов в июне 1932 года. Парагвай ответил на эти действия полумерами продвижением к 7 километру. Боливийская пресса приукрасила подвиги защитников Бокерона, а после его падения обвинила парагвайцев в расправе над пленными у Питантуты и Бокерона. С умножением взаимных уколов росло ожесточение сторон. Иррационализм политического мышления