Читать книгу - "На "Ишаках" и "МиГах"! 16-й гвардейский в начале войны - Викентий Карпович"

Осмотрительность — основная аксиома для летчика-истребителя, фактор, исключающий внезапность атаки противника. Первым увидеть врага — львиная доля победы в воздушном бою, так утверждают бывалые летчики. Летчик-истребитель должен «видеть воздух» и все, что в нем движется на зрительной дальности.

К сожалению, в этом полете и в этой обстановке мы что-то упустили, и противник застал нас врасплох. Три пары зорких глаз не усмотрели вражеской атаки, и мы едва не поплатились жизнью — спасло одно мгновение.

Атаку вражеских истребителей мы заметили в последний момент, когда мой маневр самолетом совпал с открытием по нему огня «мессершмиттом». В этот момент Покрышкин резко рванул свой самолет и бросил в левый разворот, я последовал за ним — и огненная трасса «месса» прошла по правой плоскости моего «мига». Переключив взгляд с ведущего в сторону самолетов противника, я продолжал разворот и тем самым не исключил возможности столкновения с самолетом Александра, оторвался от него и потерял из виду. Сделав разворот и выйдя из-под удара «мессов», осмотрелся вокруг, пытаясь обнаружить хотя бы один из «мигов», но безуспешно — ни Александра, ни Николая не было. Сделав еще вираж и не увидев ни своих, ни вражеских самолетов, попытался найти группу «чаек», но их тоже не обнаружил. Здесь мне пришлось решать, как поступить дальше. Пока мы выходили из-под атаки истребителей противника, группа «чаек» ушла далеко вперед к цели.

Никаких «мессершмиттов» у себя в хвосте, как утверждал впоследствии Александр, и вообще в воздухе после первой атаки я не обнаружил, да их и быть не могло. Они после атаки нашего звена проскочили на большой скорости, ушли вверх и скрылись. Однако они могли в любой момент возвратиться, зайти со стороны солнца и, заняв наиболее удобную позицию, вновь атаковать наши самолеты. Это не новшество, не вновь выдуманный тактический прием: так в воздушном бою поступают все истребители, как наши, так и противник, поэтому нужно быть особенно осторожным и осмотрительным в таких случаях.

Я не стал дожидаться, пока «мессершмитты» возвратятся и вновь атакуют мой одиночный самолет. Снизился до высоты полета «чаек» и попытался еще раз осмотреть воздушное пространство, но их не было. Я прошел по маршруту в направлении цели. В таких случаях бесцельно болтаться в воздухе было нецелесообразно, и мне ничего не оставалось делать, как взять обратный курс и топать на свой аэродром, хорошо понимая неписаный закон воздушного боя: «Одиночка — жертва для врага!»

Каково же было мое удивление, когда вскоре возвратился на аэродром Александр, один, без Николая Лукашевича и без сопровождаемых «чаек»!

Вместо обычного объективного разбора боевого вылета и вскрытия ошибок в воздушном бою, Александр призвал в свидетели командира полка майора Иванова и учинил мне разнос, пытаясь представить в моем лице виновника потери им же ведомых двух летчиков и группы «чаек» и найти в этом свое оправдание. Он утверждал, что при атаке «мессов» развернулся влево, а я развернулся вправо, и он защитил хвост моего самолета от атак. Какое несоответствие действительности! Это говорит о том, что он меня потерял и не видел. Если бы я развернулся вправо в момент атаки «мессов», то в этом случае трасса, выпущенная немецким летчиком, прошла бы не по правой плоскости моего самолета, а по самой кабине, и, кто знает, чем бы это закончилось? Остается загадкой, как может находящийся впереди ведущий защищать самолет своего ведомого, находящийся у него сзади, и даже срубить «месса», как он утверждал? Кого он мог сбивать, если в воздухе уже не было «мессов»? Как известно, на самолетах-истребителях турельных пулеметов нет, и летчик может вести огонь только вперед.

Однако встречаются и такие боевые летчики, которые вопреки логике и фактам пытаются доказать, что впереди идущий истребитель может защищать своего ведомого; только в этом случае на схемах рисуют все наоборот… Спору нет — ведущий может и должен защищать своего ведомого, только в этом случае, он, произведя соответствующий маневр, должен оказаться в выгодном положении по отношению к атакующему противнику, чтобы вести по нему эффективный огонь. Но это уже другая сторона воздушного боя.

Не видел Александр и второго своего ведомого — Николая Лукашевича, который при атаке «мессов» был подбит и на поврежденном истребителе произвел вынужденную посадку вблизи линии фронта. Самолет пришлось сжечь, а летчик на следующие сутки возвратился на свой аэродром, что позволило ему избежать разноса.

В разговоре, когда Александр меня «прорабатывал», я чувствовал неловкость не за себя, в своей правоте и своих действиях я был уверен. Других действий с моей стороны и не могло быть, подтверждением чему служила реакция командира полка, который не поддержал суждений Александра. Чувство неловкости у меня появилось из-за своего ведущего, что он поступил необъективно, не как боевой товарищ. Вот так и получилось, что ведущему нашего звена Александру Покрышкину некогда было думать о своих ведомых и тем более «брать их за руки» — и он их растерял, возвратившись домой в одиночку.

Александр Покрьшкин был старше нас, молодых летчиков и молодых командиров звеньев, по стажу службы в армии и по воинскому званию — мы были младшие, а он старший лейтенант. Александр продолжительное время работал авиамехаником, но летать стал в 1939 году. Что касается участия в боях против немецко-фашистских захватчиков, то все летчики полка в один день начинали войну и вместе приобретали боевой опыт. Воевал он как все, ничем особым не выделяясь среди других летчиков полка. В воздушных боях соблюдал осторожность, избегал риска, бесшабашно не ввязывался в схватку с врагом.

Отличался Александр от некоторых летчиков превосходной техникой пилотирования, ориентировкой в воздухе, хорошо видел воздушное пространство и тем самым своевременно обнаруживал вражеские самолеты в воздухе. Все это позволяло ему избежать опасных ситуаций в сложной воздушной обстановке. Однако же он не смог уберечься от ошибок, допускаемых в воздушном бою, но не признавал этого в силу своего самолюбивого характера.

Он утверждал, что с ним трудно летать, это подразумевало, что при полетах с ним в качестве ведомого трудно держаться в строю. Ведомый летчик должен был рассчитывать только на свои силы. Девиз был таков: «Сумеешь — держись, не сумеешь — сам отвечай за себя». В тех случаях, когда при выполнении боевого задания ведущий летчик терял напарника, можно было услышать объяснения типа «отстал», «оторвался», «не удержался», которыми он снимал с себя ответственность за потерю ведомого.

К этому времени летчиков 1-й эскадрильи, в которой находился Александр, из числа тех, кто начал сражаться с первого дня войны, уже не стало — почти все они погибли в воздушных боях или не вернулись с боевого задания. Поэтому на задание с Александром стали летать летчики других эскадрилий, в том числе и 2-й, как это случилось в этот неудачный вылет, когда был потерян один боевой самолет. Звенья были неслетанными, ведущий не знал своих ведомых, а ведомые не понимали ведущего, что зачастую приводило к необоснованным потерям.

Конечно, это было в июле 41-го, когда все мы только набирались опыта, допуская при этом немало промахов и ошибок. Именно по этой причине полк за месяц войны потерял почти половину летного состава. Однако после того, как трудное время начального периода войны миновало, а это произошло только через полтора с лишним года, немногие оставшиеся в строю летчики приобрели поистине бесценный боевой опыт, научившись драться с противником и побеждать меньшей ценой. Это целиком и полностью относится и к Покрышкину.