Читать книгу - "Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов"

поступить отставной армейский полковник Л. В. Дубельт, он на новой службе искренне надеялся стать «опорой бедных, защитою несчастных»: «Ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетенным, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжким делам прямое и справедливое направление… не буду ли я тогда достоин уважения, не будет ли место мое самым отличным, самым благородным?.. Вот цель, с которой я вступаю в Корпус жандармов; от этой цели никто не свернет меня». Правда, новое поле деятельности вызывало у Леонтия Васильевича и — самые серьезные опасения: «Ежели я, вступая в Корпус жандармов, сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе имя мое будет, конечно, запятнано».

Ф.М. Лурье в книге «Полицейские и провокаторы: Политический сыск в России. 1649–1917» отметил, что всю самую грязную и отвратительную работу в николаевской жандармерии именно Дубельт взвалил на свои плечи и благодаря этому в 1835 году получил в Корпусе жандармов должность начальника штаба и чин генерал-майора: «На него легла вся нагрузка по реорганизации Корпуса жандармов и фактическое выполнение обязанностей за своего, вельможного шефа».

С первых шагов преобразований жандармских частей Николай I внушил Бенкендорфу, что главная задача его подчиненных — наблюдать и доносить. И в этом не было ничего нового. Доносы в России издавна поощрялись всеми возможными средствами, в том числе и законодательными, как путем регламентации вознаграждений, так и угрозами применения жесточайших кар за недоносительство. Так, статьи 18 и 19 Соборного уложения 1649 года требовали доносить о заговорах и других преступлениях. В случаях сокрытия преступников предусматривалась смертная казнь:

«18. А кто Московского государьства всяких чинов люди сведают или услышат на царьское величество и каких людей скоп и заговор или какой иной злой умысел, и им про то извещати государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси, или его государевым боярам и ближним людям, или в городех воеводам и приказным людем.

19. А буде кто сведав или услышав на царьское величество в каких людях скоп и заговор или иной какой злой умысел, а государю и его государевым боярам и ближним людем, и в городех воеводам и приказным людем про то не известит, а государю про то будет ведомо, что он про такое дело ведал, а не известил, и сыщется про то допряма, и его за то казнити смертию безо всякия пощады».

К примеру, политический сыск при царе Алексее Михайловиче сводился к выслушиванию доносчиков, их поощрению и ловле предполагаемых преступников, то есть тех, на кого поступил извет. Петр I издал закон «О донесении на тех, кто запершись пишет, кроме учителей церковных, и о наказании тем, кто знал, кто запершись пишет, и о том не донесли». Лиц, писавших запершись, квалифицировали как политических преступников независимо от того, что они писали. Внедренный в российскую жизнь Петром I фискалитет, по замечанию Ф. М. Лурье, сплошь опутал своей паутиной всю империю. Глава фискалов генерал-фискал А. Мякинин подчинялся непосредственно царю, хотя по положению входил в состав Сената. Сотрудники его ведомства в исключительных случаях обращались с доносами также прямо к Петру I, минуя все промежуточные инстанции. В «Указе о фискалах и о их должности и действии» от 14 марта 1714 года статья 5 гласила: «Буде же на кого и не докажет всего, то ему в вину не ставить». Доносить было выгодно: за подтвердившийся донос фискал получал до половины конфискованного имущества виновного. Так на протяжении веков власти внедряли в души своих подданных потребность доносительства.

Жандармы очень скоро отошли от роли чисто военной полиции, превратившись в полицию политическую, распространив свои действия на все население России. Политический сыск Николая I, питаемый царской подозрительностью, пристально следил и за русской эмиграцией. Ее первая в XIX веке волна выплеснула в Европу лишь небольшую часть лиц, связанных с «декабрьскими бунтовщиками» и открыто им сочувствовавших. Собственно, из декабристов «скрылся» за границу один только Н. И. Тургенев, которого декабрьские события застали вне России.

Мощная волна эмиграции была поднята польским восстанием 1830–1831 годов, когда Варшавский сейм объявил российского императора низложенным с престола Царства Польского. Революционная «зараза», которую Николай I стремился не допустить в Россию, вновь стояла на ее пороге. Положение в Польше сложилось столь опасное, что оттуда были выведены все русские войска, а царский наместник Константин бежал из Варшавы. Восстание было жестоко подавлено, причем Варшава капитулировала лишь после мощных и повторных штурмов царских войск 6 и 7 сентября. Относительная самостоятельность Польши была ликвидирована, конституция 1815 года отменена и имперский порядок в Царстве Польском восстановлен. Однако эхо польского восстания прокатилось по всей Европе. Одна только фраза французского министра иностранных дел Себастиане «Порядок царствует в Варшаве» возбудила среди революционно настроенных французов-республиканцев яростное возмущение. 16, 17 и 18 сентября в Париже продолжались бурные уличные манифестации. Даже официальные круги Англии и Франции вынуждены были обратиться с протестом к канцлеру Австрии князю Меттерниху по поводу того, что польский корпус, перешедший на австрийскую территорию, спасаясь от русских, не только был разоружен, но и его оружие было выдано русским. На это Метгерних ответил, что, во-первых, польское оружие принадлежит королю польскому, которым является Николай, а не мятежным его подданным; во-вторых, пусть поляки будут благодарны за то, что он, Меттерних, выдал Николаю только оружие, а не польских солдат и офицеров вместе с оружием. Именно Меттерних помог наместнику в Царстве Польском великому князю Константину Павловичу организовать по всей Европе слежку за уцелевшими участниками польского восстания.

Поскольку основной целью своего царствования Николай считал борьбу «с повсеместно распространившимся революционным духом», постольку Россия становилась объектом страха, ненависти и насмешек в глазах либеральной части европейского общественного мнения, а ее царь приобретал репутацию жандарма Европы. Той самой Европы, через которую прошел победителем Александр I, оставив дверь открытой. Хотел или не хотел Николай I, он стал пограничником у этой двери.

Царь твердо верил, что государство всесильно. Николай видел в государстве единственный инструмент, который был бы способен обеспечить мир. Для достижения идеального устройства он считал необходимым и достаточным создание такого бюрократического аппарата, который позволил бы регулировать и держать под постоянным контролем жизнь всего российского общества. Главной частью такого аппарата Николай I называл регулярную полицию, к созданию которой он приступил незамедлительно, тем более что образцы ее уже существовали. В той же Европе.

ПЕРВЫЕ ЛАСТОЧКИ

Возникновение политической полиции в Европе в XVII веке. — Задачи политической полиции. — Роль политической полиции в борьбе за власть. — Создание полиции во Франции. — Укрепление французской короны с помощью полиции. — Беспомощность