Читать книгу - "Телохранитель - Сергей Скрипник"

Через мгновение единственный источник связи, по которому можно было выйти в эфир, с грохотом полетел вниз, а извлеченный из пустоты Керкибаев лежал на выступе и громко охал.

— Ну, как же так, Керкибаев? — укорил его старший лейтенант. — Под ноги же себе смотреть надо. Тоже мне, житель горного аула.

— В Туркмении, товарища командира, гор мала-мала, — ответил ему пришедший в себя ефрейтор. — Песок многа. Пустыня Каракума. Впадина Сарыкамыша. А гор совсем мала-мала.

Со стороны, возможно, все выглядело смешно, если бы не было так печально. Недотепа Керкибаев, для него это был только второй рейд, не только сам чуть не грохнулся в пропасть, но и едва не утащил за собой всех, кто был связан с ним одной страховочной веревкой, в том числе и тех, кто с трудом протаскивал по смертельно опасному и такому узкому выступу обезноженного Калиновского.

…«А все-таки хорошо, что ефрейтор Ищук настоял на том, чтобы взять разбитую рацию, — думал теперь, притулившись к большому валуну, Латынин, при этом безучастно рассматривая распятие, которое в спешке так и не отдал Калине. — Так хоть какой-то остается шанс выбраться отсюда». Внизу, у мазара Рахманкулло, сновали тени. Они становились все отчетливее, и их число, кажется, постоянно увеличивалось. Приближался рассвет. «Вот тогда, при первых лучах солнца, они ринутся на нас и разберутся с нами по-свойски», — рассуждал старлей.

Разведчики между тем располагались на отдых. Раненого Калиновского заботливо уложили между камней, укрыли. Он был в сознании, но от боли, притупившей его нервную систему, практически ни на что не реагировал, на вопросы не отвечал, а просто смотрел, как будто в пустоту.

— Разговаривать вполголоса можно, товарищ командир? — поинтересовался балагур Шмагин, у которого язык за зубами и секунды не мог продержаться. За это его и наградили сослуживцы кличкой Теркин.

— Нас все равно здесь ждут. До рассвета на штурм, насколько мы знаем эту публику, они не пойдут, поэтому можете разговаривать и даже смеяться, — разрешил Латынин и по-театральному в сторону, чтобы никто не слышал, добавил: — Может быть, смеемся в последний раз. Утром нас порешат, вечером застрелится полковник Корчагин. А какая славная компания была. Теперь вся надежда на Ищука.

— Ребята, ни у кого не найдется кусочка мыла? — вдруг среди повисшей в воздухе тишины раздался голос радиста.

— А мы сюда, Ищук, в баню пришли, — тут же парировал его вопрос Шмагин. — Подмыться и портяночки с бельишком замаранным простирнуть.

Все засмеялись.

— Что вы ржете, жеребцы? — В голосе Ищука прозвучали нотки обиды. — Развалились тут, а Ищук работай, рацию чини. А в ней, поди, и живого места нет. Просто мыло — очень хороший проводник, который благодаря его клейкости можно использовать, когда нет паяльника.

— Так ведь и мыла тоже нет, — не унимался Шмагин.

— Есть, — буркнул прижимистый сибиряк Савватеев и достал из вещевого мешка брусок хозяйственного мыла. У него, ребята это давно заметили, в «сидоре» всегда можно было найти кучу вещей, применение которых в условиях разведывательного поиска было весьма сомнительным.

— В самый раз! — обрадовался Ищук. — Хозяйственное. В нем клейкости больше.

— Степа, — спросил Савватеева Шмагин. — Да ты, никак, действительно в прачечную собрался. Товарищ командир, — Теркин обратился к Латынину, — вы у него перед рейдом «сидор» проверяли, как у всех?

Все опять засмеялись. Даже Латынин, невзирая на тягостное расположение духа, выдавил из себя некое подобие улыбки.

— Проверял, Шмагин, — ответил старлей. — И лично разрешил ему взять в поиск кусок мыла. Как видишь, пригодилось, если, конечно, Ищук нас не обманывает во спасение.

— Да нет, просто я забыл вытащить его перед выходом в поиск, — пытался оправдаться Савватеев.

— А может, ты его с тротиловой шашкой перепутал, — сочувственно спросил старший сержант Спицын.

— Нет, у Степы другое, — продолжал Шмагин. — Это он носит с собой на случай вражеской засады, чтобы, значит, духам в плен не сдаваться. Намылит мыльцем веревочку, выкрикнет: комсомольцы не сдаются, да и повесится у них на глазах, пока те будут клювами щелкать. Где веревка-то? Подайте страховочную веревку. Пусть Савватеев всем продемонстрирует, как умирают настоящие комсомольцы.

— Да уймись ты, заноза, — зло прервал его Савватеев. — Язык без костей, что помело.

— Не сердитесь на меня, Степан Евсеевич. — Слова Шмагина прозвучали примирительно. — Я вас лучше своим мылом угощу. Голландским. С пряностями и луком.

Он достал из мешка две красочные, аж в глазах у всех зарябило, банки консервированной свинины. На них был изображен анфас здоровенный добродушный хряк, который одним глазом сверлил в упор всякого, глядящего на него, а другим игриво подмигивал. На самом свином рыле было написано «Made in Netherlands».

— Откуда такое благолепие? — поинтересовался туповатый и честный до щепетильности костромич Спицын. — Я такого отродясь не видывал.

— Трофейные консервы, — пояснил Шмагин.

— Иди ты! — усмехнулся старший сержант. — Трофейные! Это же свинина, Шмагин, мясо грязного животного, а они — мусульмане.

— Понимаешь, Андрюша. — Шмагин тронул Спицына за плечо. — С нами здесь воюют не только мусульмане, но и братья-христиане. На днях наши люди разгромили одну горную базу духов, а там было три откормленных, как хряк, которого ты видишь на картинке, иностранных военных советника, приехавших сюда под видом журналистов, — двое американцев и один бельгиец. Они жили отдельно от местных оборванцев и, соответственно, харчились тоже отдельно. И никто при этом, заметь, ни на чьих религиозных чувствах не играл. Так вот эти баночки из их ежедневного рациона. Наши, на правах победителей, оставили тех без обеда. Они-то теперь уже в Москве дают правдивые признательные показания, а мы постепенно приходуем их еду.

— Так ты что, Сашок, участвовал в той героической операции? — съязвил Спицын.

— Я не участвовал, а пятого дня выиграл в шахматы четыре банки у непосредственного участника той героической операции. Мы с колонной 1-й Отдельной мотострелковой бригады прошвырнулись в Джелалабад, там немного задержались и весело и непринужденно провели досуг.

Шмагин взял банку, на крышке которой красовалось большое кольцо, стал показывать, как консервы открываются. Дернул за кольцо, банка тут же и открылась, обнажив свое ярко-розовое содержимое с белым в полпальца толщиной жиром по краям.

— Все очень просто в употреблении. Будто чеку у гранаты вырвал, и ешь себе, не хочу. Удобно. Опять-таки не надо тупить нож, держа его лезвие постоянно отточенным для мясистого душманского кадыка.

Пока все разглядывали заморскую свинину, Шмагин продолжал пояснять:

— А содержимое, сказать по правде, дрянь. Какой-то поролон, крашенный под молочного поросенка, густо пересыпанный перцем. Наша тушенка лучше, поскольку натуральная и сделана из настоящего грязного животного, которого только что грязно ругал товарищ старший сержант Спицын. Так, значит, ты, Спицын, этого есть не будешь?