Читать книгу - "По волчьему следу. Хроники чеченских войн - Николай Асташкин"

1-й мотострелковый батальон 276-го полка в ходе перемещения на северные окраины Грозного попал на управляемое минное поле. Было выведено из стоя 7 единиц БМП, и он отошел в прежний район, где принялся восстанавливать боеспособность.

3-й мотострелковый батальон 2 76-го полка осуществлял охрану мостов на восточных окраинах населенного пункта Родина. С поступлением темноты батальон подвергался обстрелам незаконных вооруженных формирований».

Такова была официальная бумага, ушедшая с КП ОГВ в Москву — министру обороны и начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил России.

На самом же деле события развивались иначе.

Вот рассказ очевидца — старшего прапорщика Вадима Шибкова, начальника узла связи радиотехнической бригады, который, узнав, что я собираю материалы о гибели 131-й отдельной мотострелковой бригады, сам пришел в корпункт, чтобы рассказать правду. Накануне штурма города Вадим Шибков находился в составе группы боевого управления авиации «Акула-1», а во время выдвижения бригады к вокзалу исполнял обязанности авианаводчика, рядом с комбригом полковником Иваном Савиным.

«31 декабря 1994 года в 00.00 часов генералом Пуликовским бригаде была поставлена такая боевая задача, — рассказывает Вадим. — Первому батальону под командованием комбрига полковника Савина выйти на рубеж железнодорожный вокзал и отрезать отход противника с тыла президентского дворца. Второй батальон должен был захватить станцию Грозный-товарная и удерживать ее до подхода главных сил. С этими подразделениями должны были взаимодействовать соответственно первый и второй батальоны 81-го мотострелкового полка, блокирующие с фронта президентский дворец, а также комплекс правительственных зданий в центре города.

Выдвижение мы начали в 4.00 утра из района нефтевышки, что на перевале Колодезном. Вскоре вышли в район поселка Садовый. Потом продвинулись в город — до Дома печати, а затем до вокзала дошли практически без потерь. Но когда повернули на улицу, которая ведет к привокзальной площади, на колонну обрушился мощный шквал огня и одна за другой вспыхнули сразу три БМП: командира батальона и две командно-штабные машины. Бронетранспортер, на котором находился я, также получил две пробоины.

Боевики все сделали профессионально: сразу же вывели из строя связь, и поскольку управление подразделениями было потеряно, возникла паника. Выполнение боевой задачи оказалось под угрозой».

Смерть комбрига

«На вокзале нас зажали капитально, —- продолжал свой печальный рассказ старший прапорщик Шибков. — Тактика у боевиков была выверенной. Хорошо вооруженные, они действовали группами по 10—15 человек, и стреляли, стреляли, стреляли, часто сменяя друг друга, а мы отбивались в одном и том же составе. Кроме того, бронетехника в бригаде была старая, выслужившая все сроки — там башня не вращалась, там пушку заклинивало, а танки и вовсе без активной защиты брони, да и личный состав, что скрывать, не готовили к ведению боя в городе. Может быть, в поле, под прикрытием авиации, артиллерии и брони, мы и выглядели силой, но здесь, в каменных джунглях незнакомого и враждебного города, когда с каждого этажа, из каждого окна дома, прилегающего к привокзальной площади, в тебя летит град свинца, оказались просто пушечным мясом. Я до сих пор считаю, что тогда, в январе 95-го, нас просто предали...

В общем, к концу дня 1 января комбриг Иван Алексеевич Савин принял решение — идти на прорыв. Пробиваясь сквозь плотную стену огня, мы стали отходить по знакомой дороге в сторону поселка Садовый. В районе вокзала Иван Алексеевич получил два сквозных пулевых ранения, но продолжал командовать остатками бригады.

До последнего своего мгновения он оставался настоящим командиром, командиром с большой буквы!

Мы отходили все дальше, встречая по пути наши сгоревшие машины, из которых боевики уже утащили боеприпасы и продовольствие, тут же лежали трупы наших бойцов. Наконец показался Дом печати. Вдруг, откуда ни возьмись, к нам подъехали две бэ-эмпэшки 81-го мотострелкового полка. В них сели комбриг, начальник артиллерии бригады, офицеры группы боевого управления авиации «Акула-1»... Тотчас обе БМП взяли с места в карьер, но, не проехав и ста метров, вдруг остановились. А секунды спустя — вспыхнули. «Духи» расстреляли их из гранатометов и автоматов, в упор. Комбрига ранило в третий раз.

В нашу же сторону в это время боевики открыли шквальный огонь. Не знаю, что бы случилось с нами, если бы не расположенная рядом автобаза. Она стала для нас спасительным островком. Заскочив на ее захламленный двор, мы забросали на всякий случай окна помещений гранатами. Залегли. Вскоре подтянулась основная группа, с комбригом. Впрочем, от группы осталось одно название: пока перебегали по открытой местности, почти все полегли под пулеметным огнем боевиков.

Я подошел к Савину:

— Командир, что будем делать?

Думая о чем-то своем, весь израненный, полковник смотрел в сторону, затем, будто очнувшись, сказал:

— Нужно оценить обстановку.

К тому времени над городом уже опустились сумерки. Мы заползли с ним за угол здания, смотрим, пять или шесть боевиков-ополченцев скрытно подбираются к нам.

— Командир, гранату, — говорю Ивану Алексеевичу.

Он с трудом достал из подсумка гранату РГД-5.

— Подсвечивайте, — прошу, — я их уложу «эфкой».

Так и сделали. Находившиеся во дворе автобазы бойцы, человек десять-пятнадцать, поползли за нами. Никогда не забуду их глаз — ужас, безысходность, страх за собственную жизнь... В общем, как говорится, полная морально-психологическая неподготовленность людей к боевым действиям. Да и откуда ей было взяться, если нас не готовили к войне, перед операцией даже толком не объяснили, что и зачем. Тогда, во время коротких передышек между обстрелами, первое, что приходило в голову: опять нас подставили.

Короче, кинули мы гранаты. Но пройти дальше не удалось. Боевики-ополченцы, засевшие в пожарных боксах, дружно открыли огонь. Меня зацепило в плечо. Одному из рядовых пуля попала в голову, и он навсегда остался лежать там. Пришлось опять отползти за угол. Ну, думаю, все, не выбраться отсюда. Сел на фундамент здания, прислонился к выщербленной от пуль стене. Комбриг расположился рядом, положив голову на мое плечо. Он был очень слаб. Выругавшись, сказал: «Если выживу, я этим сволочам скажу все, что о них думаю... » Это были его последние слова.

Из-за угла донеслось: «С Новым годом! Получите подарочек...», и вслед — граната. Крутясь и шурша по щебню, она подкатилась к нам. Взрыв! Я почти ничего не почувствовал, только шею обожгло. А комбриг захрипел и уронил голову. Когда я к нему повернулся, увидел, что вместо левого глаза у него — дырка. Осколок вошел в мозг.

Через некоторое время к нам пробились остатки одного из взводов третьей роты во главе с начальником артиллерии бригады полковником Сащенко. Они пригнали с собой «Волгу», в багажник которой и погрузили тело мертвого комбрига. Я с группой бойцов остался прикрывать их отход.

В салоне «Волги» пассажиров было как сельдей в бочке. Медленно двинулась она в сторону Дома печати. Метров через сто остановилась — лопнула шина. И тут уж боевики никому живым из машины не дали выйти».