Читать книгу - "Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин"

являлось дальнейшим развитием связей Янагида с В.П. Сальским. По рекомендации последнего харбинская миссия помогла И.В. Свиту наладить выпуск «Маньчжурского вестника», а в ноябре 1933 г. вернула проунээровскому Союзу украинских эмигрантов ранее конфискованное китайцами здание «Украинского клуба» в Харбине. Через полтора года диаспора объединилась под эгидой Украинской национальной колонии, деятельность которой контролировал один из сотрудников ЯВМ. Назначенный заместителем начальника разведки Квантунской армии, Янагида пообещал руководству Союза в феврале 1934 г. выделить средства для организации партизанского движения и ведения разведки на советском Дальнем Востоке[374].

Большое значение в тот период для Квантунской армии приобрела работа с перебежчиками. После допроса в приграничных миссиях они, как правило, отправлялись в Харбин, где сотрудники головной ЯВМ проводили квалифицированный опрос беглецов и изучали их на предмет обратной заброски в Советский Союз. Так, 10 июля 1934 г. миссия в Пограничной перебросила в Приморье агента А.А. Трифонова, который летом 1933 г. дезертировал с территории 3-го участка Управления начальника работ № 103. После допроса в харбинской миссии он был завербован в качестве её маршагента, получил задание собрать информацию о гарнизонах в Де-Кастри, Советской Гавани, Николаевске-на-Амуре и Комсомольске-на-Амуре, произвести фотосъёмку укреплений в Де-Кастри и Советской Гавани, однако был задержан во владивостокском порту как подозрительный элемент. В другом случае, летом 1933 г., миссии в Пограничной был передан бежавший в Маньчжоу-Го капитан Красной армии, который сообщил ей о переброске в п. Раздольное 40-й стрелковой дивизии, о чём японская военная разведка на тот момент не подозревала. После прибытия в харбинскую миссию перебежчик дал там развёрнутые показания о дислокации советских войск на юге Приморья и составил подробное организационно-штатное расписание советской стрелковой дивизии мирного времени[375].

Понимая исключительную важность поступавшей по этому каналу информации, руководители ЯВМ на совещании при начальнике штаба армии в июне 1933 г. приняли решение о разработке специальных планов подстрекания военнослужащих Красной армии и инженерно-технического состава к бегству из СССР в Маньчжурию в обмен на предоставление им комфортных условий жизни и значительных денежных средств, рассчитывая получать таким образом ценные сведения о дислокации, численности, вооружении ОКДВА и строительстве приграничных укрепрайонов. Аналогичные мероприятия планировалось проводить в отношении сотрудников резидентур ИНО и Разведупра в Китае[376].

В результате уже в марте 1934 г. из Спасска-Дальнего в Маньчжурию перелетели и попросили политическое убежище старший лётчик 209-й авиационной бригады Н.И. Вахрамеев и техник Н.Т. Дмитриев, которые сообщили подробную информацию о советских ВВС на Дальнем Востоке[377].

Не ограничиваясь опросами перебежчиков, разведорганы армии продолжали получать информацию о Дальнем Востоке и Забайкалье из доверительных бесед с советскими специалистами и возвращавшимися из СССР сезонными работниками. Хайларская миссия, опираясь на опыт ЯВМ в Маньчжоули, работала с проводниками Забайкальской железной дороги. В феврале 1933 г. начальник миссии подполковник Хасимото Кингоро проинформировал Харбин со ссылкой на этот источник о циркулировавших в Забайкалье слухах о предстоящей советско-японской войне, крушениях поездов в Сибири и восточнее Иркутска восставшими крестьянами, а также о возможном переводе командования ОКДВА из Хабаровска в Читу. В мае 1935 г. Квантунская армия направила в Токио объёмный доклад об Алтанских золотых приисках в Якутии, составленный на основе опроса почти 400 вернувшихся оттуда наёмных работников китайской и маньчжурской национальностей[378].

Кроме того, для сбора сведений о МНР харбинская миссия опрашивала торговавших с монголами заготовителей меха, а информацию по СССР получала от агентуры среди персонала советского генерального консульства в Харбине[379].

Большой объём данных разведорганы армии черпали из советской прессы и радиовещания. Изучение открытых советских источников началось в марте 1935 г., когда сотрудник харбинской миссии капитан Оноути Хироси организовал группу анализа печати. Первоначально она состояла из четырёх русских белоэмигрантов, а к 1941 г. разрослась до 37 японских офицеров и 52 русских, в основном бывших белых офицеров. Сотрудники группы собирали и обрабатывали советскую прессу, в том числе «Правду», «Известия», «Труд», «Коммунист», «Экономическую жизнь», «Тихоокеанскую звезду», «Комсомольскую правду», «Забайкальский рабочий», «Красную звезду», «Красный флот», «Военно-воздушный флот», «Тревогу», «Дальневосточный фронт», «Военную мысль», «Военный вестник». Группа также прослушивала телефонные (информация «Нэхи») и радио (информация «Нэдзё») переговоры. В результате подчинённые Оноути собрали к концу 1938 г. данные на 4000 командиров ДВФ и Забайкальского военного округа (ЗабВО)[380].

Параллельно с заброской агентов, опросом перебежчиков и анализом советской печати, Квантунская армия организовала в начале 30-х гг. несколько стационарных пунктов радиоразведки для перехвата и дешифровки сообщений советских армейских, пограничных и авиационных частей на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Оценивая поступавшие по этому каналу сведения, начальник штаба армии генерал-лейтенант Нисио Тосидзо констатировал, что «дешифровка советской переписки приносит значительные результаты»[381].

Следует, однако, отметить, что первоначально усилия японских криптоаналитиков по взлому закрытой переписки советских органов государственного и военного управления не приносили сколько-нибудь значимых результатов, поскольку Япония не располагала континентальной сетью станций радиоперехвата в приграничной с СССР полосе и не имела достаточного количества квалифицированных специалистов.

Ситуация стала меняться только после захвата Северной Маньчжурии, хотя ещё в марте 1930 г. были развёрнуты три радиоразведывательных пункта в Рёдзюне, Тяньцзине и Шанхае, а в мае 1932 г. аналогичная станция появилась в Харбине, причём она изначально ориентировалась на сбор информации о СССР.

3 июня 1932 г. начальник штаба Квантунской армии утвердил «Правила организации разведки средствами связи», регламентировавшие порядок перехвата и дешифровки радиотелеграфных сообщений. В соответствии с ними дешифровальной работой в объединении занимались офицер-криптоаналитик и его помощник, подчинявшиеся начальнику разведки армии. Оба сотрудника должны были взламывать ключи к телеграммам и радиограммам, выполнять их письменный перевод, кроме того, криптоаналитик оценивал разведывательную ценность перехваченной информации. Для работы с советской шифроперепиской в июне в Харбин из Генерального штаба прибыл капитан Сакураи Синта[382].

В дальнейшем дешифровальная служба Квантунской армии постоянно усиливалась. Причинами этого являлись рост советской группировки на Дальнем Востоке и активное использование ею средств радиосвязи, а также появление у армии сложностей с выводом агентуры в СССР. Поэтому в августе 1933 г. во 2-м отделе было образовано особое отделение в составе 4 РРП в Синьцзине, Маньчжоули, Фугдине и Суйфэньхэ штатной численностью 8 офицеров и 38 гражданских специалистов, из которых 5 офицеров и 22 гражданских специалиста занимались перехватом и дешифровкой советских радиограмм[383].

В 1935 г. отделение раскрыло простейший шифр советских пограничных отрядов, а позднее взломало 3– и 4-знач-ные шифры Красной армии, которые, хотя и не использовались для передачи важных сообщений, позволили установить организацию и дислокацию нескольких приграничных гарнизонов, а также расположение и перемещение ряда авиационных частей[384].

Кроме того, с мая 1934 г. Квантунская армия приступила к развёртыванию вдоль маньчжурской границы сети наблюдательных пунктов